короновался «железной короной Италии» - золотым венцом, в который был вставлен гвоздь из Креста Спасителя.
А в Риме Иоанн XII возложил на голову Оттона императорскую корону - такой платы потребовал тот за свою поддержку. Так родилась «Священная Римская империя германской нации» (962 г.). Скоро она превратится в сложную и конфликтную политическую систему, которая на протяжении восьми с половиной веков будет играть большую роль в судьбах Европы. Тогда же этот акт означал, что императорский титул переходит к повелителю Германии, под рукой которого оказалась значительная часть державы Карла Великого. В империи Оттона не хватало Франции и Бургундии.
Новый император подтвердил все привилегии, данные церкви и папскому престолу Каролингами начиная еще с Пипина Короткого. Но он взял с римлян присягу, что они никогда не будут избирать и поставлять папу без его согласия.
Однако стоило Оттону удалиться со своим войском, Иоанн XII сразу вышел из подчинения. Император вернулся и заменил его другим папой. Но история повторилась: когда германцы ушли, Иоанн опять воссел на престол - причем его поддержало большинство населения Рима. Не поленившийся вернуться во второй раз Оттон разгромил римлян «как сокол голубей» и восстановил прежний порядок.
Когда умер его ставленник, к императору прибыло римское посольство и, как положено, попросило назвать своего кандидата. Оттон долго не раздумывал: порекомендовал племянника одной очень влиятельной, но известной своим распутством дамы.
Надо сказать, что при всей своей благочестивости Оттон имел довольно специфический взгляд на церковные дела даже по меркам того времени. Что делать, истинная вера все еще не обрела глубоких корней в душах государей. Пример тому: отец Оттона Генрих Птицелов был страстный собиратель священных реликвий. Прослышав, что у бургундского короля имеется копье Константина Великого, он послал сказать ему: отдай мне подобру-поздорову, а не то быть войне. Бургундец предпочел расстаться со святыней.
Оттон сам поставлял епископов - хотя по каноническим правилам это было прерогативой капитула, собрания священников главной епископской резиденции. При совершении обряда епископ, как вассал перед сеньором, становился перед императором на колени, вкладывал свои руки в его и давал присягу на верность. После чего государь вручал ему кольцо и копье как знаки светской власти, а капитул вручал посох - как символ власти духовной.
Однажды, совершая обряд над сыном недавно казненного им вельможи, Оттон произнес довольно циничную фразу: «Вот тебе от меня выкуп за убитого». В других случаях епископы платили приличную сумму за свое назначение.
Император очень рассчитывал на помощь епископов и аббатов в своих делах. Щедро награждал их, раздавал во владение города и богатые именья. За это, помимо прочего, церковные владыки должны были выступать с ним в поход во главе больших конных отрядов, снаряженных за свой счет. Зачастую эти избранники государя сами были людьми диковатых повадок, как в добрые старофранкские времена. Лично участвовали в битвах не только в общих походах, но и во время усобиц, а из оружия предпочитали все ту же палицу - во избежание лишнего кровопролития.
Многие епископские города лежали на основной торговой дороге того времени - Рейне и приносили иерархам особенно обильные доходы. Это Кельн, Майнц, Страсбург.
Но были епископства особого рода. Оттон учреждал их на севере своего государства, на недавно завоеванных землях поморских (на берегах Балтики) и полабских (на Эльбе) славян. Главной их задачей была миссионерская деятельность: обращение в святую веру лютичей, сорбов, поморян, ляхов (поляков).
Вслед за проповедниками на покрытые дебрями земли двигались германские землепашцы и ремесленники. Общее руководство этой колонизацией было возложено на архиепископа Магдебурга.
Из западных славян относительную независимость сохранили только ляшские (польские) племена. Их князь Мешко (Мечислав, правил в 963-992 гг.) после долгой борьбы с германскими маркграфами отстоял свой заэльбский край и заложил основы национального польского государства. Но и он вынужден был признать себя вассалом немецкого короля. Когда же поляки в 966 г. приняли христианство, к ним был поставлен зависимый от Магдебурга епископ.
МИР КЛАССИЧЕСКОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
НА СТАРТЕ ВТОРОГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ
Мы подступили к эпохе, давно уже облюбованной людьми никудышными - мечтателями и романтиками. К славным рыцарским временам. Да и где же еще искать пристанища пораженным неясным томлением душам? Замки, крестовые походы, львиные сердца, прекрасные дамы и трубадуры. Гербы на щитах и гордые знамена, плещущие над закованными в сталь всадниками. И какие послания долетели оттуда к потомкам: «Песни» о Роланде и нибелунгах, романы о короле Артуре и его рыцарях Круглого стола, мистический «Роман о Розе» и куртуазная поэзия высокой любви. Как упоительно чувствовать себя сопричастным безбрежному идеальному миру, перелистывая эти страницы. Чего только не померещится потом в золотисто-розовых закатных далях…
Но те, для кого был создан этот мир, на закатные дали глазели редко. Он был для них напоминанием о том, что они родились не для суетного прозябания, а для подвигов и славы, они черпали из него свой кодекс чести. Только не надо забывать ту прописную истину, что живые люди ни в какие идеальные границы никогда не укладывались, будь это даже «рыцари без страха и упрека». Рыцарь (и то не всякий) мог быть воплощенной легендой в жарком бою или на трудном марше через горы и пустыни, у ног дамы сердца или внимая на пиру пению менестрелей. В остальное время ему других забот хватало. А его менее доблестным соотечественникам, тем, что не на коне, а хорошо, если не под копытами - подавно.
Предстояло встретить второе тысячелетие от Рождества Христова. Но до его начала еще надо было дожить - а большинство христиан на это не надеялось. Скорее, они были убеждены в обратном. С приближением 1000 года, еще на дальних к нему подступах, Европу охватил леденящий страх. Ждали конца света, Страшного Суда, на котором не многим удастся дать добрый ответ за свои земные похождения.
Почему светопреставление приурочили именно к этой круглой дате? Возможно, из привычки пугаться всего необычного. Или потому, что из средневековых представлений об историческом времени выходило, что пора бы уже. Судьбу человечества соотносили с индивидуальным уделом каждого. От первого человека Адама до Ноя - это был младенческий возраст мира. Следующие библейские вехи отмеряли его детство, отрочество, юность, зрелость. Пребывание Иисуса Христа на земле знаменовало начало старости, а ее характерные признаки - увядание, утрата земных упований, немощь, страх смерти. Это возраст, когда не строят планы на будущее, а замаливают грехи. Тысячи лет для этого вполне достаточно.
Люди забрасывали поля и виноградники, переполняли храмы, каялись, спать укладывались в гробы. Повсюду беспрерывно погребально звонили колокола. Но вот незадача - Бог миловал. И Новый год справили, а солнышко все так же катило своим путем небесным, и не свернулись небеса, как свиток… Некоторые энтузиасты еще пытались уцепиться за тот довод, что, возможно, произошла ошибка в летосчислении, или что считать надо было не от Рожества, а от Воскресения. Но от них досадливо отмахнулись и принялись за дело - наверстывать упущенное.
Надо было продолжать жить в этом не пожелавшем кануть в небытие - напротив, сильно меняющемся
