городские судьи разбирали дела и выносили приговоры, а непременное изображение Страшного Суда напоминало, что и им тоже придется держать ответ, насколько они были справедливы. В этом же зале заключались брачные контракты между женихом и отцом невесты, а по окончании юридической процедуры договор спрыскивали. По праздничным дням здесь устраивались танцы для избранных.
В подвале содержались преступники и ожидающие суда. Они могли находиться и в подземелье какой-нибудь крепостной башни - специальные тюремные здания были редки. Содержались все скопом, мужчины и женщины, некоторые были прикованы к стене. Пропитание и одежду должны были приносить родственники. Если же позаботиться об узниках было некому - стражники водили их днем по улицам испрашивать подаяние. Но подолгу в каземате задерживались редко - разве что несостоятельные должники маялись до тех пор, пока не уплатят все сполна (отсюда - «долговая яма»). Обычно следствие велось быстро, а к содержанию под стражей приговаривали немногих. Кому-то после суда могла выпасть горькая дорога на ту же городскую площадь. Если город имел право на смертную казнь - там стояла статуя рыцаря с мечом. Осуществлял казнь палач, с которым город заключал договор. Его называли «мастером острого меча», уважали и сторонились - хотя проживал он среди прочих горожан, обычно в домике неподалеку от тюремной башни. Для него большой проблемой было выдать замуж своих дочерей: по традиции многих городов, зять палача тоже должен был стать палачом или его подручным.
Способы лишения жизни были разные, от довольно безболезненного отсечения головы (хотя, кто знает) до сожжения живьем - за колдовство, например. Преступника могли колесовать, повесить, фальшивомонетчиков погружали в кипящую воду - но распространяться на эту тему не хочется. Тогда же народ собирался на зрелище, как на мероприятие шоу-бизнеса, и в подобном же возбужденном состоянии, с явным удовольствием, созерцал торжество правосудия.
Часто казни и прочие наказания осуществлялись не на главной площади, а на месте менее престижном: неподалеку от городских ворот. Но обязательно в пределах городской стены - права карать за нею у города не было. Тела преступников в назидательных целях оставляли на несколько дней неубранными, и по ночам они становились объектом нездорового интереса. Частицы грешной плоти использовались в колдовских обрядах, были ценным сырьем для разных снадобий. Так, палец повешенного очень интересовал безнадежно влюбленных девушек - он шел на изготовление приворотного зелья, которое помогало возлюбленному получше разобраться в своих чувствах. Изредка под виселицей вырастало загадочное растение - мандрагора. Его корень напоминает маленького человечка, и существовало поверье, что оно зарождается от спермы казненного, излившейся в последние мгновения его жизни (такой физиологический феномен действительно отмечен). Корень был поистине драгоценен для всех знатоков черной магии.
Впрочем, смертная казнь - это мера крайняя. Для подавляющего большинства сбившихся с пути дело обходилось штрафами, плетьми, розгами, другими способами причинения физических страданий. Или страданий нравственных. Осужденного могли выставить у позорного столба. Была еще клетка, в которую сажали проветриться пьяниц и всяких мелких дебоширов - на потеху благонравным горожанам (если помните, в Праге еще во времена Швейка пьяных увозили прочухаться в большой корзине).
Обычно на главной площади устраивался фонтан с чистой водой, и собиравшиеся у него женщины вместе с полными кувшинами и ведрами растаскивали потом по всему городу сплетни и слухи из самых компетентных источников.
На площади же располагались аптека и школа. Аптекарь, помимо снадобий растительного происхождения, имел в продаже и такие панацеи, как порошок из сушеных лапок жабы или яд скорпиона. Ему обычно соседствовал лекарь. Но хотя бы эскулап и был выпускником университета или знаменитой салернской школы (в южной Италии) - толку от него было мало. Практического обучения почти не было, препарировать трупы церковь категорически запрещала - науку постигали преимущественно по древним трактатам, греческим и арабским. Так что к лекарю обычно обращались, когда больше пойти уже было не к кому. Бедняга служил объектом постоянных насмешек, был персонажем анекдотических историй, а во время мора его могли порешить.
Если медикам не доверяли, то дать своим детям образование многие считали необходимым. Школы устраивались при главном соборе, иногда и при других городских церквях - содержались они на средства городского совета. Учили грамоте и счету, основам религии. Преподавали, как правило, монахи и священники - человеку нецерковному требовалось заручиться разрешением епископа, а это было нелегко. Нельзя достоверно утверждать, что эти школы посещали и девочки, но то, что грамотные горожанки не были редкостью, - факт.
Были школы рангом повыше (по нашим понятиям - средние). Там преподавали еще и латынь. На ней давно уже не говорили, это был язык мертвый, но без знания ее стать клириком или чиновником высокого ранга было невозможно: это был язык богослужения, а долгое время еще и делопроизводства и науки.
Педагогика была в понятиях того времени: наказывали за любую провинность, а в положенные дни учеников пороли всех подряд. Но так же строго обращались тогда с учениками в мастерских, и домашнее воспитание было зачастую не слаще. Преобладало представление, что ребенок - это маленький взрослый, только упрямый и глупый, и обращаться с ним надо, как с нерадивым подчиненным.
Но уже складывалось, особенно в городах, воззрение на детский возраст как на качественно своеобразный этап жизни человека, а на мир ребенка - с его радостями и бедами, играми и игрушками как на особый, заслуживающий уважения и внимания мир. Ребенок не маленький взрослый, это будущий взрослый. А пока - «дух детства» наполняет его.
Сторонники такого взгляда считали, что дитя - существо безгрешное и чистое («устами младенца глаголет истина»), даже наделяли его высшими способностями, недоступными многогрешным взрослым. Вот почему юный пастушок Этьен Вандомский получил от папы благословение возглавить детский крестовый поход в Святую землю (одна из самых печальных трагедий средневековья).
Но каким бы ни был взгляд на детство - кончалось оно очень рано. Девочки считались достигшими половой зрелости в 12 лет, мальчики - в 14. Начиная с этого возраста уже можно было устраивать их браки. Надо было спешить жить - век человеческий был недолог.
Вокруг площади располагались и жилые дома - добротные, высокие, красивые. Такие могли принадлежать только именитым горожанам - патрициату, как называли городскую знать. Земля в таком престижном месте была очень дорога.
Патрициат - богатейшие купцы, верхушка ремесленных цехов, а также те бывшие чиновники сеньора (и их потомки), которые когда-то участвовали в управлении от его имени, нащупали все ходы-выходы, понакупили недвижимости - и заняли подобающее место и в новых условиях, например, в ратуше.
Власть в городе - в их руках. Они и держатся обособленно от других, как бюргерский высший свет. Их общая задача - удержать свое привилегированное положение и передать его по наследству. А это нелегко, это тебе не мужиками командовать из замка. Горожане - народ вольный, сообразительный и горластый, поэтому, если хочешь соблюсти свой интерес, - надо и об их интересах не забывать.
Между патрициями тоже бывали нелады: как повелось, не утихала подковерная борьба в органах городского управления, а иногда так завраждуют в открытую - что твои Монтекки и Капулетти. Так что жизнь - не соскучишься. Ухо надо держать востро, а голову ясной.
Патриции в первую очередь старались дать своим детям хорошее образование, в том числе университетское (когда таковое появилось). Чтобы заняли их место или стали видными юристами, королевскими чиновниками, церковными иерархами. Чтобы из поколения в поколение шла в гору коммерция. И не только коммерция: патриции скупали земли у окрестных сеньоров и сами начинали уподобляться им.
