обдумать ответ. Торгал слыл болтуном, и капитан понимал, что все сказанное им будет известно всей роте, а может, и всему братству Зубчатого Солнца.
— Здесь дело не только в том, ошибается Император или нет. Для нашего легиона вера всегда была главной опорой, и вдруг мы ее лишились. Злость естественна, но это не выход. Я дождусь, пока к нам не выйдет примарх, услышу его мудрые слова и только тогда определю свой путь.
Торгал не смог удержаться от улыбки:
— Послушай, что ты говоришь. Ты уверен, что не хочешь носить крозиус? Я думаю, Эреб не откажется вновь стать твоим наставником. Я не раз слышал, как он говорит Ксафену о своем сожалении.
— Ты коварный искуситель, брат.
Привлекательное лицо капитана омрачилось. Его глаза были синими, как летнее небо Колхиды, а лицо — не изуродованное шрамами, как у многих собратьев, — до сих пор хранило черты того человека, которым он мог бы стать.
— Корабль странствует уже давно, — сказал капитан. — Я сделал свой выбор, а Первый капеллан сделал свой.
— Но…
— Довольно, Торгал. Старые раны тоже могут причинять боль. Нет ли известий о возвращении примарха?
Торгал пристально вгляделся в лицо Аргел Тала, словно отыскивая в его глазах какие-то тайны.
— Нет, я ничего об этом не знаю. А почему ты спрашиваешь?
— Ты и сам знаешь. Ты не слышал, о чем говорят на своих собраниях капелланы?
Торгал покачал головой.
— Они связаны обетами молчания, которые не могут нарушить несколько невинных вопросов. А ты не разговаривал с Ксафеном?
— Не один раз, но и он рассказывает немного. Эреб пользуется вниманием примарха, и он доносит слова Аврелиана до воинов-жрецов. Ксафен обещал, что нас скоро просветят. Уединение примарха продлится недели, а не месяцы.
— Ты в это веришь? — спросил Торгал.
Аргел Тал коротко и мрачно рассмеялся:
— Решить, во что верить, — это для нас самое трудное.
Следующий заслуживающий внимания гость пришел к Кирене, когда она спала. Звук открывающейся двери поднял ее из глубины сновидений, но не разбудил окончательно.
— Уходи, Кейл. Я не голодна.
Она перевернулась и накрыла голову тонкой подушкой. Похоже, что по-монашески скромный образ жизни воинов легиона распространялся и на слуг тоже.
— Кейл? — переспросил глубокий звучный голос.
Кирена сбросила подушку. Под языком собралась отдающая медью слюна, и сердце забилось быстрее.
— Привет, — откликнулась она.
— Кто такой Кейл? — спросил тот же голос.
Кирена села в кровати, ее невидящие глаза инстинктивно, хотя и тщетно, забегали по сторонам.
— Это сервитор, который приносит мне еду.
— Ты дала имя сервитору?
— Так звали уличного торговца с площади Тофет. Его уличили в том, что под видом баранины он продавал собачатину, и за это приговорили к искуплению.
— Понимаю. Вполне логично.
Легкий шорох одежды подсказал ей, что посетитель прошелся по комнате. Несмотря на слепоту, Кирена по движению воздуха определила, что посетитель обладает величественной и массивной фигурой.
— Кто ты? — спросила она.
— Я думал, ты узнаешь меня по голосу. Я Ксафен.
— А-а. Голоса ангелов для меня звучат одинаково, все очень низкие. Здравствуй, капеллан.
— Здравствуй и ты,
Она едва не поморщилась. Даже это уважительное обозначение ее профессии в устах ангелов вызывало ощущение стыда.
— А где Аргел Тал?
Послышалось ворчание, похожее на рык загнанного в угол шакала. Только через несколько секунд Кирена поняла, что так звучал смех Астартес.
— Капитан на собрании командиров легиона.
— А почему ты не с ним?
— Потому что я не командир и у меня свои обязанности. Например, участие в конклаве капелланов братства на борту «Неоскверненной святости».
— Аргел Тал говорил мне об этом.
Улыбка Ксафена затронула и его голос, так что следующие слова прозвучали почти добродушно:
— Вот как? А о чем еще он тебе рассказывал?
— О том, что примарх общается с кем-то по имени Эреб и этот Эреб передает его слова воинам- жрецам.
— Все верно, шул-аша. Мне сказали, что пока нет никаких признаков восстановления твоего зрения. Адепты рассматривают вопрос об аутентической замене.
— Заменить мои глаза? — У нее по коже поползли мурашки. — Я… Я хотела бы подождать, может, они еще исцелятся.
— Решение за тобой. Аугментика таких деликатных органов дело редкое и тонкое. Если ты решишься, придется ждать несколько недель, пока все будет готово для имплантации.
Его беспристрастный тон почему-то нервировал Кирену, а понятные и доброжелательные фразы звучали с обходительностью бьющего по голове молота.
— А почему они занялись этой проблемой? — спросила Кирена.
— Потому что их попросил об этом Аргел Тал. На тот случай, если потребуется помощь ценному члену экипажа, в апотекарионе на борту «Де Профундис» имеется все необходимое для аугментации человека.
— Но я не представляю никакой ценности. — Она сказала так не из жалости к самой себе, просто слова вырвались от смущения. — Я не представляю, чем могу быть полезна легиону.
— Разве?
Ксафен на некоторое время замолчал. Возможно, он осматривал ее безликую комнату. Когда его голос раздался снова, он звучал еще мягче:
— Прости мою небрежность, шул-аша. Я мог бы посещать тебя чаще, но последние дни выдались довольно тяжелыми. Позволь мне пролить свет на твое положение.
— Я рабыня?
— Что? Нет.
— Слуга?
Ангел усмехнулся:
— Дай мне закончить.
— Извини, капеллан.
— На руинах Монархии обнаружено еще несколько потерянных душ, так что ты не единственная уроженка Кхура, которая присоединилась к легиону, когда мы улетали. Но все они оказались в других орденах, и лишь ты попала в братство Зубчатого Солнца. Ты говоришь, что не знаешь, как можешь принести пользу легиону. Но ты уже оказалась нам полезной. Аргел Тал — мой брат, и мне известен ход его мыслей. Он взял тебя с собой как напоминание, как символ прошлого. Ты живое свидетельство величайшего краха нашего легиона.
— Идеальный город не был пристанищем греха. — Она постаралась, чтобы ее слова нельзя было
