отношении скорости хода катера не задержали бы движение конвоев.
В случае движения конвоев I, II и III, отрядов главных сил и прикрытия по оси фарватера 10 ТБ по одной и той же полосе шириной до 3 кб, тральщики должны были вытралить ориентировочно 45–48 мин и до 30 минных защитников. В связи с тем, что пути конвоев и отрядов более или менее совпали только на отдельных отрезках фарватера, число зарегистрированных мин вытраленных тральщиками 28–29 августа, увеличилось до 59. Кроме того, затралили еще 10–15 мин оставшихся в обрубленных тралах. Один такой трал Шульца, в котором насчитали четыре всплывшие мины, 28 августа оказался на пути Т-210, а другой трал Шульца с минами утром 29 августа обнаружил тральщик № 88. Таким образом, вместе с минами, попавшими в параванные охранители боевых кораблей, их общее количество превысило 100. То есть в два раза больше, чем их реально было на фарватере!
Именно порядок движения «одним и тем же курсом» и намечался планом перехода флота. Однако этим планом не предусматривалось никакого навигационного обеспечения. Следовательно, возможность совершения перехода одним и тем же курсом ставились в зависимость от точности счисления на кораблях и судах, от соблюдения равнения в строю кильватерной колонны. Но все это при форсировании плотного минного поля могло стать реальностью только с использованием плавучих ориентиров.
Об эти злополучные тральные вехи мы уже «спотыкаемся» не единожды. Что, о них опять забыли? Самое обидное в том, что это не так. Именно с предложением по обвехованию протраленной полосы около 11 часов 28 августа на миноносец «Калинин» к своему прямому начальнику прибыл флагманский минер Минной обороны. Командир Минной обороны, он же командир арьергарда, не стал возражать (!) против постановки тральных вех, но вот ведь какая неожиданность — не оказалось их на тральщиках. И это при том, что, кроме нескольких сотен обычных, на складе имелось еще полсотни святящихся тральных вех! Их специально изготовили по инициативе флагманского минера Минной обороны для обеспечения безопасной ночной проводки за тралами. Но все это бесценное для тех условий богатство погрузили с берегового склада на один из транспортов. А сколько бы жизней спасли эти самые вехи!
Специально назначенные катера должны были ставить тральные вехи на кромке тральной полосы тральщиков конвоя I, чем можно было предотвратить подрыв на мине транспорта «Элла». Те же тральные вехи вплоть до наступления темноты служили бы ориентирами для проводки конвоев II и III за тралами — следовательно, не произошло бы длительной задержки вызванной преднамеренным уклонением тральщиков конвоя II от оси фарватера, и суда этого конвоя не скучились бы в плотной части Юминданинского минного поля. Конвой III при условии высылки его вслед за конвоем I мог бы пройти по меньшей мере на 10–12 миль дальше на восток. Корабли и суда конвоя IV также могли бы руководствоваться линией тральных вех, ограждавших кромку тральной полосы.
Применением заранее продуманной системы расстановки близ поставленных тральных вех катеров (МО, KM, KЛT) с подачей с них сигналов, например, зеленым ратьером, можно было попытаться обеспечить ночной переход конвоев II, III и IV через восточную часть Юминданинского минного поля. Наверняка при этом не обошлось бы без единичных потерь на минах — но они уж точно не носили такого массового характера.
Все перечисленное — разрежение минных заграждений катерами, обеспечение безопасности тральщиков постановкой впереди них катеров с катерными тралами, обвехование кромок тральной полосы, использование брандвахтенных судов и иных плавучих ориентиров — предусматривалось действовавшим уставным документом НТЩ-40. Ни одно из этих мероприятий не выполнили. Этим самым не предприняли все возможное для того, чтобы довести влияние минной угрозы до минимума и тем самым создать условия, позволявшие транспортам к утру 29 августа прибыть на Восточный Гогландский плес, то есть в район, находившийся в радиусе действий истребительной авиации КБФ.
Другой вопрос — в какой мере успешное прибытие транспортного флота на Восточный Гогландский плес способствовало бы уменьшению 29 августа потерь от атак вражеской авиации. Все же отдельные суда — танкер и четыре транспорта, — несмотря на периодическое появление наших истребителей и разведчиков МБР-2 самолеты противника в этом районе потопили. Однако наличие на Восточном Гогландском плесе всех боевых кораблей могло бы значительно снизить эффективность атак вражеской авиации.
Обычно решение спасти во время прорыва сил флота из Таллина в Кронштадт, прежде всего крупные боевые корабли объясняют потребностью их артиллерии для обороны Ленинграда. Справедливо. Однако из 131 корабельного орудия калибром крупнее 100 мм, участвовавших в отражении решающего штурма Ленинграда 9-27 сентября, только 45 орудий принадлежали кораблям, пришедшим из Таллина. Это с одной стороны. С другой, из Таллина доставили около 13 000 военнослужащих. При этом погибло около 8000 — считай, две бригады морской пехоты. И неизвестно, что в тот момент было нужнее для защиты Ленинграда: 45 орудий или несколько стрелковых соединений.
Назвать трагедию Таллинского перехода спланированной нельзя, но то, что планирование этой операции и последующее управление силами в ней со стороны Военного совета Краснознаменного Балтийского флота предопределили огромные потери, не вызывает сомнения.
Трагедия третья, не состоявшаяся
К началу сентября 1941 г. Ленинград оказался окружен с суши, бои шли на ближних подступах к городу. Учитывая печальный опыт последних месяцев, никто не мог поручиться, что «колыбель Революции» выстоит. Но, как и в других подобных случаях, руководители страны ориентировали всех на оборону города до последней крайности — хотя и сами, по-видимому, смутно себе представляли, где он, этот «край». В отличие от других оставленных советских городов, применительно к Ленинграду, это означало только одно — сдача в плен всего Ленинградского фронта и Краснознаменного Балтийского фронта, уже не говоря о населении самого города. О каком либо отводе войск или эвакуации не могло быть и речи — блокада. Позже в подобном положении окажется Севастополь. Одновременно вряд ли кто из руководителей задумывался о том, что делать дальше, если все же Ленинград выстоит под натиском врага, и будет продолжать обороняться: как сохранить такой огромный город в условиях почти полной блокады? И не мудрено, поскольку мировая практика такого опыта не имела.
Ну а пока, действуя почти уже по отработанной схеме, прифронтовой город Ленинград стали готовить к оставлению. Под этим понимался, прежде всего, вывоз всего наиболее ценного. Причем речь не шла о сокровищах Эрмитажа или других всемирно известных музеев — их бы, конечно, тоже эвакуировали, но в тот момент думали в первую очередь о промышленности и стратегических запасах сырья.
Вторым пунктом уже накатанной схемы оставления больших городов шло уничтожение всего того, что не смогли вывести. Но, как это отчасти случилось под Киевом, все эвакуировать не успели — город для многих неожиданно взяли в кольцо войска противника. Другой ленинградской особенностью стало то, что уничтожению подлежало имущество, которого хватило бы сразу на несколько Киевов. А тут еще флот, как военно-морской, так и морской, да и речной то же уйти не успел.
Все это привело к необходимости решать целый клубок проблем, впервые встретившийся в практике государства. В частности не было опыта уничтожения такого оперативно-стратегического объединения как флот. Однако соответствующий план создали и готовились к его реализации. Об этом в форме всяких недомолвок, а то и просто небылиц, уже писалось в отечественных изданиях. Здесь мы не будем домысливать, кто чего и кому сказал, кто о чем подумал, кто на кого и насколько глубокомысленно посмотрел, а просто рассмотрим документы и назовем главные действующие лица.
Учитывая статус Ленинграда как последнего пристанища Краснознаменного Балтийского флота, у Главнокомандующего войсками Северо-Западного направления Маршала Советского Союза К.Е. Ворошилова имелся заместитель по морской части, он же Член Военного совета Ленинградского фронта адмирал И.С. Исаков, в то время занимавший штатную должность заместителя народного комиссара ВМФ. В штабе главкома Северо-Западным направлением имелся морской отдел, который возглавлял вице-адмирал С.П. Ставицкий. Этот отдел ликвидировали в августе, а вот морская группа при штабе Ленинградского фронта сохранилась. Ее с июля по декабрь 1941 г. возглавлял капитан 2-го ранга В.И. Рутковский. 3 сентября Военный совет обороны Ленинграда под председательством Ворошилова принимает решение о минировании города. Сюда входили 58 500 городских объектов, весь подвижной состав, все электростанции,
