Одновременно начальник тыла знал, что зима обычно сменяется весной, значит, корабли снова станут ходить в море. А ведь все эти дефицитные продукты — не роскошь, а необходимость, и без них, например, подводную лодку в боевой поход на полную автономность не пошлешь. То есть потом, ближе к весне, придется выделять транспорт для восстановления всех этих корабельных неприкосновенных запасов с Большой земли. В общем, с кораблей НЗ сняли — но по-видимому, в город передали только частично. Во всяком случае как-то нигде в документах или воспоминаниях не встречалось, чтобы в декабре 1941 г. кто-то получил по карточке копченную колбасу или мясные консервы.
К сожалению, имело место и откровенное воровство. Так, командир канонерской лодки «Зея» старший лейтенант С.А. Таякин и военком корабля И.Д. Ларченков в сговоре с содержателем за сентябрь — октябрь 1941 г. украли масла 17 кг, сахара — 50, муки — 40, крупы — 174, макарон — 64, рыбы — 33, печенья — 24, хлеба — 88, овощей — 1124, да еще 38 л водки. Экипаж канонерской лодки составлял 90 человек, так что можете оценить, сколько суточных пайков эти «отцы-командиры» не додали своему личному составу.
Ко всему выше изложенному можно относиться по-разному, но, наверное, хорошо бы себе представить, что речь шла о выживании людей. А ведь у многих моряков в городе оставались родные и близкие. Очень и очень трудно нам сегодня судить о том времени. Но кое-какие обобщения сделать можно. Во-первых, случаи смерти военнослужащих от дистрофии были явлением крайне редким, а среди корабельного состава и вовсе исключительными. Причем чаще всего это происходило в командировках, то есть вне корабля. Хуже всего обстояли дела на судах вспомогательного флота и на малых кораблях. Но система полускрытых профилакториев[56], а иногда и поочередная покладка моряков в госпиталь без весомых на то оснований позволяли не доводить ситуацию до крайности.
Во-вторых, где только это было реально, моряки сами помогали блокадному городу и даже Ленинградскому фронту. Здесь и все те же продукты питания, топливо для городских электростанций, порох и взрывчатые вещества для изготовления боеприпасов для фронта и так далее.
В-третьих, в семье не без урода: находились среди моряков всевозможные негодяи. Но их было буквально десятки, а флотских офицеров осужденных военным трибуналом за хищение продуктов и схожие преступления вообще и десятка не набирается.
Вот так начиналась блокада для Краснознаменного Балтийского флота. Но он выстоял: его не уничтожил враг, его не пришлось уничтожать самим, он не вымерз и не погиб с голоду. Эту трагедию не допустили.
Трагедия четвертая, не допущенная впредь
Начиная с 8 сентября 1941 г., германская авиация стала наносить систематические удары по собственно Ленинграду. Несмотря на все усилия средств ПВО, предотвратить налеты противника она не могла. И дело тут даже не в недостатке зенитных огневых средств или истребительной авиации — когда, где и кому ее хватало, — а в системе своевременного оповещения средств ПВО. Фронт почти вплотную приблизился к Ленинграду и большинство постов ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения, связи) с южного направления оказались в черте города. Таким образом сигналы воздушной тревоги в лучшем случае звучали за несколько минут до появлением германских самолетов над объектами удара. В этих условиях приходилось постоянно осуществлять дежурство истребителей в воздухе, что в огромных объемах уменьшало и так не беспредельные запасы топлива и интенсивно «выбивало» моторесурс двигателей. В районе Ленинграда в первые месяцы войны развернули несколько РЛС обнаружения воздушных целей РУС-2 — но они только еще осваивались личным составом, да и на южном направлении их не было.
В отношении своевременности оповещения о воздушном противнике, Кронштадт находился несколько в более выгодном отношении. С наиболее угрожаемого южного направления его «прикрывали» водное пространство, а главное — Ораниенбаумский плацдарм, где имелись не только посты ВНОС, но и целый полк зенитной артиллерии в составе девяти четырехорудийных батарей. Таким образом, считалось, что добиться в Кронштадте такой внезапности, как в отношении Ленинграда, германская авиация не могла.
Кронштадт защищал 1-й полк зенитной артиллерии под командованием капитана С.А. Игнатовского в составе трех дивизионов, зенитные огневые средства которого располагались на самом Котлине и окружающих его фортах. По две четырехорудийные 76-мм зенитные батареи, объединенные в 1-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион (озадн) под командованием старшего лейтенанта Н.Д. Конопатского дислоцировались на фортах Обручев[57] (№ 413 и № 416) и Тотлебен (№ 412 и № 418). В состав 2-го озадн под командованием капитана П.И. Петрова входили четыре четырехорудийные 76-мм зенитные батареи (№ 414 — форт Комсомольский, № 421 — Беззаботное, № 422 — форт Константин, № 423 — форт Южный № 2), а также одна четырехорудийная 85-мм батарея № 420 на Мортирной. Такой же состав имел 3-й озадн под командованием старшего лейтенанта В.Е. Доронина. 76-мм батареи находились: № 431 — форт Северный № 5, № 432 — форт Северный № 1, № 433 — так называемый Военный угол (юго-восточная оконечность Котлина), № 435 — форт Северный № 3, а 85 -мм № 424 располагалась на форте Южный № 1. Кроме этого имелась зенитно-пулеметная рота, дислоцировавшаяся на южной оконечности Усть-Рогатки. Итого 48 76-мм и восемь 85-мм орудий, а также три (по другим данным — шесть) 37-мм зенитных автомата, не считая корабельной артиллерии.
Теперь посмотрим, чем располагала на 20 сентября истребительная авиация КБФ. Всего в ее составе числилось 140 машин, однако боеготовыми были только 114: Як-1 — 4, МиГ-1 и МиГ-3 — 11, ЛаГГ-3 — 3, И- 15 — 21, И-16 — 50, И-153 — 25. Естественно все эти самолеты применялись сразу на нескольких направлениях, а не только в районе Кронштадта. В частности на самом острове на аэродроме Бычье поле по разным данным находилось менее десяти машин.
Сразу после прорыва сил КБФ из Таллина в Кронштадт новая Главная база ежедневно «просматривалась» воздушной разведкой противника, а с 10 сентября такая разведка проводилась по несколько раз в день. Однако наступление германских войск на Ленинград проходило относительно успешно, падение города ожидалось в течение ближайшей недели, и отвлекать ударную авиацию на Кронштадт не имело смысла. Корабли иногда попадали под бомбардировки, но в основном случайно. Так 5 сентября одна авиабомба попала в канонерскую лодку «Селемджа», стоявшую на огневой позиции в верховьях Невы.
Однако постепенно крупные артиллерийские корабли стали «раздражать» германское командование своей активной огневой поддержкой обороняющихся войск. Первым почувствовал это не себе линкор «Марат», который с 9 сентября вел огонь главным калибром по позициям германских войск находясь у входа в закрытую часть морского канала. Стрельбы по наступающим войскам противника велись ежедневно, по нескольким целям, ежесуточный расход 305-мм выстрелов достигал 177. С 14 сентября корабль стал подвергаться артиллерийскому обстрелу, однако попадания первых девяти 150-мм снарядов противника существенных повреждений не нанесли. Спустя два дня десятый снаряд угодил в носовую автоматную площадку и вывел из строя сразу три орудия 70-К. Последнее обстоятельство имело для «Марата» тяжелые последствия, так как в тот же день он подвергся атаке пикирующих бомбардировщиков, которые атаковали двумя группами, заходя с носовых и кормовых курсовых углов. И если группу самолетов, заходивших с кормы, удалось рассеять зенитным огнем, то другая сумела сбросить свой смертоносный груз на корабль. В результате две 250-кг бомбы попали в правый шкафут в районе кают-компании, одна такая же бомба разорвалась на юте и последняя, срезав ствол 120-мм орудия № 13, взорвалась у борта.
Ни одна бомба в жизненно важные помещения не проникла, в основном оказались разрушенными салон кают-компании и каюты офицеров. Однако от мощного сотрясения и воздействия осколков оказались выведенными из строя кормовые 76,2-мм орудия, получили различные повреждения четвертая башня главного калибра, некоторые 120-мм орудия, а также электрооборудование и ряд вспомогательных механизмов. Погибло 25 человек.
