возмутилась, не оказала сопротивления. Когда он поцеловал ее, она охотно раздвинула губы. Его руки устремились к ее бюсту; платье оказалось уже расстегнутым. Груди Дорис были крепкими, они заполнили его руки, точно богатый урожай. Когда он сжал их, она прильнула к нему не только бюстом, но и всем своим телом.
Холодная, сдержанная, опытная женщина внезапно стала дикой, необузданной. Когда он шепотом предложил ей пойти в спальню, она заявила: «Нет, прямо здесь!» Дорис было важно, чтобы он овладел ею тут, сейчас, в огромной красивой гостиной Клита Мартинсона. Он совершил это. На ковре. Перед камином. Рождество в этом году началось рано.
Ее дыхание участилось, стало глубоким, неровным. Потом оно выровнялось, Дорис задышала спокойнее. Когда все закончилось, она протянула руку к столу, нащупала сигареты и зажигалку. Дорис зажгла две сигареты, затянулась каждой из них и протянула одну Джефу.
— Я не курю.
— Тебя никто не заставляет, — сказала она. — Дорогой, делай только то, что хочешь.
Дорис бросила сигарету в полыхающий камин, сделала затяжку, выдохнула дым.
— Ты останешься! — внезапно и требовательно произнесла она.
— Ты обещала отправить меня назад твоим самолетом. Сегодня. Помнишь?
— Ты должен остаться.
Это был конец дискуссии.
Она встала; ее платье было распахнуто, красный бархат подчеркивал белизну кожи, распущенные темные волосы падали на плечи. Она сделала последнюю затяжку, бросила окурок в огонь. Потом взяла Джефа за руку и потянула. Если бы он не вскочил, она бы подняла его.
Они поднялись по широкой лестнице и пошли по коридору к ее апартаментам, расположенным в дальней части дома. Она провела его в спальню с большой круглой кроватью. Мебель, кружева, запах — все говорило о том, что здесь живет женщина. Дорис подтолкнула Джефа к кровати, сбросила платье на пол. Затем она начала раздевать его.
— Если я остаюсь, мне надо позвонить.
— Звони, — сказала она, продолжая снимать с него одежду.
Пытаясь сосредоточиться, он набрал номер и попросил соединить его с Лос-Анджелесом. Он услышал голос горничной Марты: Миссис Джефферсон в ванной.
— Позови ее.
Через несколько секунд Джоан взяла трубку.
— Джеф?
— Джой?
— Где ты?
— Амарильо. Я опоздал на последний самолет.
— Вероятно, трахался в мотеле с официанткой! — обвиняюще произнесла она.
— Джой!
Дорис уже полностью раздела его. Прижалась к нему сзади. Он ощутил прикосновение ее грудей и теплого тела.
— Ты обещал вернуться домой.
Дорис находилась так близко, что она могла слышать всю беседу. Когда он повернулся, чтобы отодвинуть от нее трубку, она тоже переместилась вместе с ним. Ее тело было влажным.
— Какие-то неприятности? — спросил он.
— Нет, все нормально. Просто сегодня я… я хотела поговорить с тобой.
Ее голос звучал печально. Она словно снова стала юной девушкой, нуждавшейся в нем. Но он знал, что это не может быть правдой.
— Извини. Я опоздал на самолет! — сухо повторил он.
Дорис провела своими длинными ногтями по его плечам и груди. Он почувствовал, как по коже побежали мурашки. Она встала перед ним, посмотрела в глаза, улыбнулась; она наслаждалась его смущением и размолвкой с Джоан.
— Я уже вижу, как ты бежишь к самолету, — сказала Джоан, — и не попадаешь на него.
— Мне кажется, ты слишком много выпила!
— А мне кажется, что ты перетрахался!
— Джой!
Дорис провела ногтем по его твердому, плоскому животу. Сжала рукой поднимающийся член Джефа. Эрекция завершилась почти мгновенно. Он начал отворачиваться от Дорис с трубкой, прижатой к уху. Но она резко повернула его обеими руками. Прижалась лицом к нему, укусила чуть ниже пупка. Он на мгновение сжался от неожиданности. Дорис принялась умело работать своим дразнящим языком, опускаясь ниже.
Он слышал голос Джоан, говорившей что-то о сегодняшнем вечере, который почему-то был особенным.
Дорис добралась до его члена. Джеф не мог сопротивляться. Она держала его слишком крепко. Ее язык и зубы продолжали работать с большой ловкостью. Постепенно Джеф сдался. Он уже не замечал ничего, кроме ласк Дорис. В мире существовали только ее язык, ее влажный рот и неистовое желание, охватившее Джефа. Внезапно внутри него произошел взрыв, он испытал экстаз, за которым последовало облегчение.
Когда все закончилось, задыхающийся, опустошенный Джеф опустился на шелковую простыню. Он вспомнил две вещи. Пока Дорис делала свое дело, он положил трубку. Перед этим Джоан сказала что-то о номинации.
Дорис легла рядом с ним. Она казалась вполне удовлетворенной, словно испытала оргазм.
Джеф откатился от нее и снова взял трубку. Дорис попыталась отнять ее у него, но он повернулся и набрал номер междугородной.
— Мне нужен Ирвин Коун. Беверли-Хиллз. Крествью 402244. Если он отсутствует, найдите его! Скажите, что звонит Джеф Джефферсон. Я подожду.
Дорис не попыталась вмешаться. Она взяла сигарету. Ее тлеющий кончик был единственным источником света в темной комнате. Однако ее глаза казались более яркими, сверкающими. Она подтянула колени к грудям, как школьница.
Дорис так пристально разглядывала Джефа, что он впервые смутился своей наготы. Джеф наконец услышал спокойный, профессорский голос Коуна.
— Да, Джеф? Что-то случилось? — бодрым тоном спросил Доктор, спрашивая себя, известно ли актеру о безуспешных попытках агента связаться с ним. Это могло уничтожить элемент неожиданности.
— Доктор, я здесь, в Амарильо. Опоздал на последний самолет. Я только что говорил с Джоан. Она показалась мне возбужденной. Перед тем как бросить трубку, она сказала что-то о номинации…
Поняв, что ничто не помешало его стратегии, успокоившийся Доктор радостно произнес:
— Ты не слушал радио? Днем сообщили, что она выдвинута на соискание «Оскара». Попала в номинацию!
— За «Безмолвные холмы»?
— Да! Мы считаем, что у нее есть шанс! Серьезный шанс!
— Великолепно!
Джеф попытался изобразить радость, но явно сфальшивил. Он сам понял это. И Дорис тоже.
— Я немедленно перезвоню ей!
— Правильно! — поддержал его Доктор.
Затем Коун небрежно, как бы невзначай, спросил:
— Малыш, ты вернешься в город завтра?
— Да, завтра.
— Хорошо. Хорошо, — сказал Доктор, демонстрируя всего лишь вежливый интерес.
Перед тем как положить трубку, Коун небрежно добавил:
— Позвони мне, когда у тебя появится свободная минута.
