– Не знаю, – мотнул головой Хозяин. – Если б знал, чего я бы тебя звал-то?
– Постой, не гони, – попросил Скрудж, отодвигая в сторону пустой стакан. – Я вот чего не догоняю, если кто-то моих корешей мочит, чего меня-то не трогает?
– Может, тебя он на десерт оставил. А вообще странно все это…
– Постой! О странностях… – мучительно вспоминал Скирдаченко. – Было что-то такое… Зимой было… Я тогда с крытой по этапу только пришел. Мажор откидывался, и меня в лагерь смотрящим определили. Так вот, здесь по прибытии сходку собрали. Перетереть кой-чего, заморочки старые порешать… Так вот перед сходкой Мажор маляву с воли получил… От Министра… Знаешь такого?
– Да уж, приходилось встречаться, – ответил Хозяин. – Петр Семенович Мистерчук, серьезнейший человек. Большими капиталами ворочает. Что в маляве говорилось?
– Да я, в общем-то, сильно и не вникал, – признался Скрудж. – Заморочек и без этого хватало. С людьми определиться, мне ж с ними не один год чалиться… Так вот, в той маляве от Министра непонятка была… Он просил ему весточку кинуть, если вдруг в лагере чего необычное случится… Либо человечек объявится странный… И ведь объявился! – хлопнул себя ладонью по лбу Скирдаченко.
– Какой человечек? – не понял подполковник.
– Странный, – пояснил Скрудж. – Точно, все как Министр нарисовал! Это Шваб, он со мной по этапу пришел.
– Шваб, Шваб… – задумался Хозяин.
– Рудольфом Томилиным себя обзывает, – подсказал Скрудж. – Сто пятая…
– Вспомнил!
– Он самый. К нам клинья давно подбивает, правильным пацаном прикидывается. Но не блатной, это точно. А ужимок фраерских он в СИЗО нахватался.
– А почему Шваб?
– Так он по запаре как фриц шпрехает, дойч недоделанный! Портаки у него не наши. По базару бывший вояка, наемник… Весь в шрамах, боевик еще тот! Его братва прописать по приходу хотела, но не вышло у них ни хрена – десяток пацанов сломал…
– Помню, я ж его на две недели в БУР сажал.
– Пацаны злобу затаили, хотели его втемную. Так он, падла, вообще не спит! И нюх на опасность. Я его грешным делом уже решил в торпеды записать… А тут вона как вышло!
– Думаешь, он?
– Все сходится, надо Министру весточку скинуть. Он порядок быстро наведет. Это ж и в твоих интересах, начальник.
– Ну что ж, – задумчиво произнес Хозяин. – Министр так Министр… Номер знаешь? Звони!
Россия.
Владивосток.
Сотовый телефон, положенный Министром на край стола, натужно завибрировал и свалился на пол. Петр Семеныч чертыхнулся и, нагнувшись, поднял упавшую трубу. Номер, высветившийся на цветном дисплее, был ему неизвестен.
– Слушаю, – с металлом в голосе произнес Петр Семеныч, он не любил, когда его беспокоили по пустякам. Еще больше он не любил, когда кто-нибудь ошибался номером.
– Здравствуй, Министр, – произнесла трубка знакомым голосом, но тем не менее банкир не сумел сразу узнать звонившего.
– Кто это?
– Не узнал, Петр Семеныч? – натужно рассмеялся собеседник. – Значит, тоже скоро богатым буду! Это Скрудж…
– Жека? Скирдаченко? Ты где?
– И тебе не хворать, Петр Семеныч, – произнес Скрудж. – Я в лагере. В Барановском… Смотрящим…
– Проблемы? – по-деловому поинтересовался Министр.
– Проблемы, – не стал отрицать смотрящий. – Маляву свою зимнюю помнишь? У нас здесь все точь-в- точь как ты отписал…
– А человечек?
– Есть подозрения…
– Кто в лагере Хозяин?
– Подполковник Алексеев, Владислав Борисович.
– Выезжаю! – коротко сказал Министр и разорвал связь.
Затем набрал номер телохранителя:
– Паша, готовь машину. Похоже, нарисовался второй клиент!
– Нищему собраться – только подпоясаться! – без пояснений понял Паша. – Ментов захватим?
– Нет! Только мы двое!
– Петр Семеныч…
– Паша, не мандражируй! Смотрящим в лагере сейчас Скрудж. Он своей босотой пособит… К тому же я кое-чего из арсенала фээсбэшников позаимствовал. Прорвемся!
Через час они сломя голову мчались по трассе. Несколько часов бешеной гонки, и они уже на месте. Возле больших, когда-то выкрашенных шаровой краской ворот лагеря Паша остановил джип.
– Куды? – В открытых по случаю теплой погоды дверях КПП появился субтильный солдатик-вэвэшник из лагерной охраны.
– На Кудыкину гору, деревня! – передразнил охранника Паша, высунувшись чуть не по пояс из открытого окна.
– Доложи Хозяину, прибыл Министр, – не разделяя Пашиного нервного веселья, озадачил солдатика Петр Семеныч.
– Кому доложить? – туповато таращась на дорогую машину, переспросил охранник.
– Ты что, первоходок?
– Да, две недели как из учебки… А как вы догадались? – растянул рот в глупой улыбке рядовой.
– Где ж вас таких берут-то? – горестно вздохнул Петр Семеныч. – Доложи начальнику лагеря подполковнику Алексееву, что прибыл Министр…
– Всамделишный министр? – выпучил глаза солдатик, суетливо пытаясь застегнуть верхнюю пуговицу. – Министр чего? Как доложить?
– Мать вашу, да просто доложи! – выходя из себя, рявкнул Петр Семеныч.
Надо признать, что рев получился у него убедительный – солдатика как ветром сдуло! Вскоре ворота поползли в сторону, видимо, Хозяин распорядился пропустить гостей на территорию лагеря. Паша уверенно загнал «крузак» за ворота и заглушил двигатель. Давешний субтильный солдатик на этот раз без лишних вопросов проводил «высоких» гостей до самого кабинета Хозяина. Возле дверей Хозяина солдатик неуклюже взял под козырек и удалился, по-старчески шаркая не по размеру подобранными сапогами. Петр Семеныч, не утруждая себя условными стуками, распахнул дверь кабинета и решительно шагнул внутрь.
– Здравствуй, Владислав Борисович! – бодро поздоровался Министр с Хозяином Барановского лагеря.
– И тебе не бедствовать, Петр Семеныч! – радушно улыбаясь, ответно расшаркался подполковник.
– А я и не бедствую. – Мистерчук по-хозяйски развалился в одном из кресел. Хилое китайское офисное кресло жалобно скрипнуло под его тучной задницей.
– Вижу, вижу! Ряху-то какую наел! Хоть прикуривай! А ведь был не толще, чем я!
– Да уж, на твоей баланде не шибко-то… Сам-то как был шкилетом…
– Ну, не скажи, Петр Семеныч, годы-то бегут!
– А помнишь, как ты меня гонял? – неожиданно спросил Министр. – В БУРе почти месяц продержал!
– А ты мне после этого БУРа чуть бунт не устроил! – подхватил Алексеев.
– Эх, было времечко! – расчувствовался Петр Семеныч. – Где мои семнадцать лет? Ладно, ностальгировать после будем, если маза пойдет. Что у вас здесь творится?
