Старуха месила черное хлебное тесто в большой дежке на полу, она тяжко дышала от работы, и пот с ее лица капал в хлеб.
— Чтой-то ты долго гостить-то собрался у нас? — спросила старая женщина.
— Я недолго, — сказал Алтеркэ, — стану, как ты, тоже старым и уйду. Ты долго жила до старости?
— Да ну, где уж долго! — произнесла старуха, не отымая рук от работы. — Я и не упомнила, как прожила… Весь век от зари до зари батрачила, по ночам спала, а во сне чего упомнишь. Нам жить всю жизнь было некогда — то одно, то другое, — гляжу, а я уж старая.
— И я тоже хочу быть старым, давай я буду с тобой тесто месить, а потом печку топить, чтоб у нас было то одно, то другое, — попросился Алтеркэ.
— То не годится, — отказала кухарка. — У нас жить никому не дозволяют: наш пан лютый, он весь хлеб на порции сам считает, а у пана еще два сына, так те еще лише отца… На тебе ломоть, ступай по миру, ищи себе добра, а моего сердца не трожь… Чем я тебе помогу, я сама на чужом живу, вся сама не своя…
Старуха опустила тесто с рук, вытерла их о рушник и выдала Алтеркэ готовый ломоть хлеба. Алтеркэ взял хлеб и спрятал его себе за пазуху, чтобы подольше сберечь. Старуха посмотрела на чужого мальчика, в его черные внимательные глаза, чутко и осторожно глядящие на нее; он смотрел на старую женщину с интересом детства и беспомощностью ранней печали. Кухарка погладила голову Алтеркэ и проводила его из кухни:
— Ну иди, — сказала она. — Раз родился, проживешь!
Алтеркэ направился дальше по большому двору. В конце двора росли кусты и деревья, освещенные чистым солнцем. Алтеркэ любил траву и деревья, он всегда принюхивался к ним и думал, что они пахнут светлым небом и самим солнцем; он вышел в сад и сел на траву около тропинки, уводящей к дому, в котором жил, наверно, сам старый пан мельник. Алтеркэ видел отсюда только крыльцо богатого каменного дома, увитое синей травой, и высокую цинковую крышу.
Отдохнув, Алтеркэ вынул хлеб из-за пазухи и стал есть его, вспомнив, что он ел еще при отце и сейчас в первый раз ест без отца.
Босая женщина вышла из дома мельника с пустою корзиной и подошла к Алтеркэ.
— Сейчас паны молодые гулять выйдут, — сказала она, — уйди со двора, — и женщина пошла далее по своему делу.
А Алтеркэ остался на траве, не зная, куда ему уйти.
Два молодых пана сошли с крыльца. Они были одеты в белые штаны и рубашки и в белые башмаки, в руках они держали трости, чтобы баловаться, ими во время прогулки.
Смеясь и наслаждаясь шутками между собой, молодые паны миновали Алтеркэ и оглянулись на него.
— Смотри, — сказал один пан, — еврейчик сидит и ест хлеб.
— Это он ест наш людской хлеб, — сказал другой.
Они отошли, задумавшись, словно им сразу стало печально что чужой маленький человек сидит и ест хлеб.
Наевшись и собрав крошки, Алтеркэ пошел обратно, — идти ему было легче, чем сидеть и скучать по отцу, хотя неизвестно, куда ему нужно идти.
На дворе у мучного амбара сидели на площадке весов два молодых пана в белой одежде и с ними два дворовых сытых человека. Они весело потешались над прохожими людьми, которые занимались работой на дворе — таскали мешки на повозки, ходили на колодезь за водой или искали что-нибудь необходимое на земле — кому нужен был гвоздь, кому железка или веревочка. Молодые паны у каждого человека находили что-либо недостаточное и веселились по этому случаю.
Они подозвали к себе Алтеркэ.
— Мальчик, как тебя зовут? — спросили они.
— Алтеркэ, — сказал им Алтеркэ.
— Ах, так ты, значит, Алтеркэ! — произнес один молодой пан и вынул что-то из кармана штанов, маленькую вещь. — Алтеркэ, Алтеркэ, на тебе конфетку!
Алтеркэ пошел к протянутой руке пана за конфеткой. Он взял конфетку и хотел сначала рассмотреть картинку на конфете, но не успел, потому что упал головой на землю, замощенную камнями. Молодой пан, подавший Алтеркэ конфетку, схватил мальчика за черные кудрявые волосы, притянул немного к себе и затем отбросил сразу прочь сильной, откормленной рукой. Алтеркэ ударился и забылся от боли точно мгновенно уснул; кровь вышла из его рассеченной головы под волосами. Алтеркэ полежал и проснулся; два пана стояли возле него и следили, как он дышит.
— Сейчас опять отживеет. Жиды бессмертные! — сказал один пан. — Алтеркэ, хочешь еще получить конфетку?
— Не хочу, — ответил Алтеркэ.
— Почему не хочешь? — опять спросил пан.
— Вы мне голову бьете, и я все забываю, — объяснил Алтеркэ.
— А чего тебе надо помнить? — спросил пан. — Тебе нечего помнить, ты живи без памяти.
— Мне отца надо помнить, — сказал Алтеркэ.
Он встал и ушел от них.
Увидя за одною постройкой безлюдное место, заросшее бурьяном, Алтеркэ спрятался туда и уснул в тишине травы, чувствуя, как скучает его сердце по отцу, и не зная себе помощи и утешения.
Пробудившись ночью, Алтеркэ побоялся выйти из травы и пролежал там до рассвета, сжавшись от ночной прохлады.
Наутро Алтеркэ пошел в местечко, желая там увидеть тюрьму. Но на мельничном дворе он снова увидел одного молодого пана, того, который вчера бросил его головой о камни.
— А ты отдай мне конфету — за что ты меня бил? — сказал Алтеркэ.
— Та потерялась, ее куры склевали, — ответил пан. — Пойдем, я тебе другую дам.
И он взял Алтеркэ за руку и, больно сжимая ее, повел мальчика.
— По чем меня будешь бить? — спросил Алтеркэ. — По голове не надо.
— Не буду, — пообещал пан.
Он привел мальчика в панский дом, посадил на кухне за стол и велел женщине-кухарке дать мальчику покушать каши с молоком. Женщина дала Алтеркэ тарелку с молочной кашей. Алтеркэ съел и попросил еще. Кухарка не посмела было давать, но молодой пан велел ей дать, а сам сидел неотлучно против Алтеркэ и глядел на него, как он жадно ест. После еды молодой пан повел Алтеркэ в сад.
— Бей меня теперь ты! — сказал пан ребенку. — Бей изо всех сил! Я дам тебе конфетку!
Они находились сейчас на травяной поляне; среди травы росли молчаливые цветы — синие и желтые — яркие от света, будто у них были сияющие, видящие глаза. Пан повалился в траву и попросил Алтеркэ:
— Бей меня кулаком!
Алтеркэ ударил потихоньку.
— Сильнее! — приказал пан.
Алтеркэ дал ему в глаз, чтоб было больнее. В ответ пан тоже толкнул Алтеркэ; тогда мальчик схватил пана за волосы и ткнул ему рукою в шею. Пан ожесточился и привстав, схватил Алтеркэ, прижал его к себе и стал кататься по траве. Задыхаясь, Алтеркэ обнял пана за шею, чтоб он не бил и не мучил его. Однако пан не понял Алтеркэ; он пришел в исступление, чувствуя в своих руках жалкое, но живое и терпеливое тело мальчика, цепко прильнувшее к нему. Пан оторвал от себя Алтеркэ и бросил его в траву. Алтеркэ умолк, притворившись, мертвым, потом, тихо отдышавшись, сам бросился на пана и стал бить его кулаками по ногам. Пан сначала стоял смирно, с наслаждением сберегая свою ярость, пока в сердце его не стало душно от злобы. Тогда он вскрикнул и откинул Алтеркэ ногой от себя. Алтеркэ упал, но вновь поднялся, чтобы кинуться на своего врага. Пан подпустил его к себе и ударил кулаком в лицо. Алтеркэ припал было к земле, но встал опять и молча прыгнул на пана и попал ему в руки. Пан сжал Алтеркэ и, размахнувшись маленьким несдающимся телом, бросил его головою о ствол ближнего дерева.
Алтеркэ потерял память и остался лежать под деревом, как умерший или уснувший.
