обычно сидела в сторонке, зорко наблюдала за тем, как мы дурачимся, резвимся.
Пригнав отару к пруду, я сразу же шел к старой ветле. И тут меня тоже ждали. Первые, конечно, лягушки. Это очень любопытные создания. Многие, наверно, обращали внимание: когда шагаешь берегом реки или пруда, чувствуешь на себе чьи-то взгляды. Говорят, будто это проделки водяного. Дудки! Это лягушки во все глаза следят за нами, вернее, за движущимся объектом. И все это от своего сильного, прямо-таки жгучего любопытства. Значит, не зря существует байка о лягушке-путешественнице.
Развлечений для мальца в степи предостаточно. Лета не хватало. Вот только голод мучил. Опять же и обувки надлежащей не было. Но и в мыслях не было сменить пастушество на другое занятие. А главное — все равно с приятцей вспоминается то давно минувшее трудное время. Вот и пойми человека! Все ему не так, никто не угодит. Капризы у нас веером.
Жизнь деревенская и после войны была скудной. От войны колхозы долго не могли очухаться. Вдобавок крестьян обложили повышенными планами, а также налогами. Зато на трудодни выдавали натуроплату, то есть платили продуктами. Многие отвозили их на рынок или же сдавали в ближайшее сельпо в обмен на вещи или товары фабричного производства.
Теперь колхозников, можно сказать, сравняли с горожанами: выдают настоящую зарплату. Многие имеют к ней и домашний приварок — от собственной скотины, птицы, огородины. Появилась, значит, возможность накапливать деньгу. Но ведь правильно распоряжаться деньгами тоже ум требуется. Некоторые бездумно пускают ассигнации на ветер или же употребляют себе же назло. На водку уходит половина собственного бюджета, а то и больше. Вокруг стало много куражу, хвастовства.
Есть и скопидомы, падкие на деньгу. Их страсть — накопительство. Дрожа от нетерпения, складывают рубль к рублю «до кучи», потом несутся, как угорелые в сберкассу. Сами же чуть ли не в проголодь живут.
Моя мечта: совершить кругосветное путешествие. После чего вернуться на хутор и жить тут до последнего дня.
Вам привет от моей жены Лиды. Валентин.
Письмо четырнадцатое
Получил из Москвы открытку с поздравлением. Спасибо. Непонятно мне ваше внимание к малограмотному человеку. Ну был бы хоть выдающийся пастух района, тогда другое дело. Да и в нашем колхозе есть люди знатные. Взяли бы командировку да приехали в Крутое, наведались бы на центральную усадьбу, в село Лемешкино. Там работают Щеглов, Павлов, Плужников. Их портреты красуются на Доске почета, напротив Дома культуры. Таких и надо пропагандировать. Вы же связались с рядовым пастухом. Глядите — не промахнитесь. Тут же, как на беду, и погодные условия не вполне благоприятные. Потому наши показатели не будут соответствовать всесоюзному уровню.
Пока я письмо свое писал, пошел дождик, первый в сезоне. А уж август на дворе. Валентин.
Письмо шестнадцатое
Дело насчет кнута поперло чертом. Минсельхоз обратился в министерство легкой промышленности РСФСР с официальным заказом: изготовить небольшую партию кнутовищ с вмонтированными в них тентами. Полученные образцы проверить в производственных условиях.
Вай-вай! Боюсь вспугнуть удачу. Но тут слух прошел: в Рудню был телефонный звонок из Москвы. Министерство настаивает, чтобы эксперимент провести на средства нашего колхоза. Наш голова встал на дыбы, но райком стукнул кулаком по столу. Теперь Бочкарев во всем винит меня. Завтра с утречка еду в Руд ню.
Продолжаю по возвращении. В райкоме меня утешили и поздравили. Вопрос поставлен так. Я должен бороться за то, чтобы пробная партия орудия пастушеского труда строго соответствовала моему ГОСТу. Кнут должен быть удобным и хлестким. Много значит цвет тента. Белый хорошо защищает от солнца, но белый цвет пугает животных. Если, сидя на лошади, вы неожиданно распахнете зонт, конь станет храпеть и рваться. И может так чертыхнуть, что всадник окажется на земле. Поэтому в инструкции надо напечатать: «Не раскрывайте зонт, сидя верхом на непривычной к тому лошади». Возможны и другие предупреждения, уточнения. Хорошо бы заранее знать, где будут делать эту штуковину. Туда бы смотаться и понаблюдать. А то бы нам с вами вместе съездить, а? Валентин.
Письмо семнадцатое
Вы хотите, чтобы я высказался насчет нового Устава сельхозартели. Народ шумит и волнуется. Некоторые опасаются, что государство намерено поддерживать сильных, слабые же пусть сами выкарабкиваются. Но это же называется капитализм. По жизни выходит так: слабые — это обыкновенно несчастные люди, оказавшиеся на мели по причине горя или семейного несчастья. И их значит — что? — тень! Это жестоко, не по-божески. Значит, сироты с завистью будут глядеть на богатых сверстников, затаив в своих сердечках обиду, зависть. Во что потом их горькие чувства выльются, можно только гадать.
Колхозы способны усреднить и выровнять семейные доходы. Например, с помощью доплат сирым и убогим, одиноким старикам. Я не читал Библию, но слышал, что богатым в рай хода нет, тому мешает великий грех из-за нечестно нажитого имущества. Богатых на Руси испокон веков не любили, богатый же богатого вообще ненавидит. Потому-то Советская власть и не поощряла хапуг до последнего времени. Вопрос очень сложный, я не готов его анализировать. Истина проста, как божий день: каждый должен добывать хлеб насущный личным трудом и в поте лица. С небольшой оговоркой: по силе возможности.
Наш двор в этом отношении нехарактерный. Азарта к земле нет. Сорок соток, считаю, даже много, тридцать вполне хватит. Скотины тоже много не держали. Мы с Лидою работаем в общественном секторе, причем на самом бойком участке производства, на МТФ. Дел здесь всегда сверх головы. К тому же и детки наши малолетки: нужен глаз да глаз. Детсадика же на хуторе нема.
Новый сельхозустав предоставляет каждому право иметь на подворье двух коровок, тройку свиней, до десятка овечек и неограниченное число гусей, индеек, кур. Если относиться к делу серьезно, с полной ответственностью, из говна, как говорится, не вылезешь. И все же, по-моему, главное в жизни — не домашнее производство, а общественное, как более производительное. Таков наш революционный курс, такова наша государственная политика, которая вполне отвечает планетарной гармонии и космического баланса. Кто-то сверху должен ограничивать эгоизм отдельной личности, чтобы сохранить мир от нерациональных перегрузок.
На этом кончаю, потому как устал и боюсь нагородить лишнее.
Письмо восемнадцатое
