изменилось.
– Я понимаю, что приехала слишком скоро. Ты не возражаешь?
Эмилиан подумал о том, что не должен позволять себе сердечной привязанности к этой женщине. Не он ли сам решил, что соблазнение – самое безопасное занятие, в отличие от всего остального?
– Я никогда не стану возражать против твоего скорейшего появления, – прошептал он и потерся бедрами о ее живот, демонстрируя силу своего желания.
Ариэлла покраснела.
– Можно ли быть более возбужденным, чем ты сейчас?
– Это мое выражение признательности тебе, – чуть слышно прошептал он.
Глаза ее вспыхнули особым светом.
– Возможно, тебе стоит снова заболеть, раз за этим последует такое проявление признательности.
– Возможно, – низким голосом произнес Эмилиан.
Эта девушка – его ангел. Как же можно ее не любить? Не поэтому ли он так сильно возбужден сейчас? И так сильно хочет ее?
Рука его легла ей на талию и стала постепенно подниматься выше, к груди. Он почувствовал, как участилось дыхание Ариэллы. Теперь его пальцы ласкали ее шею. Не отрывая взгляда от глаз девушки, он обнял ее ладонью за затылок и подался вперед, намереваясь поцеловать дразнящим легким поцелуем. За мгновение до того, как губы их слились воедино, Эмилиан ощутил всепоглощающую силу своего желания и замер.
Ариэлла разительно отличалась от всех его прочих любовниц. Она заслуживает большего, нежели просто любовник-цыган, гораздо большего.
Что с ним такое происходит? Почему его совесть пробудилась в самый неподходящий момент?
– Эмилиан?
Она заслуживает того, чтобы ее холили и лелеяли, но он не в состоянии дать ей этого. Он резко отстранился.
– Ты и в самом деле этого хочешь?
Щеки девушки залилась краской.
– В жизни ничего не хотела сильнее, – призналась она, – чем оказаться в твоих объятиях. Именно сюда завело меня наше естественное развитие событий.
Он посмотрел на нее.
– Тебе не нужно бояться меня, – добавила она.
Эмилиан скрестил руки на груди, словно желая защититься.
– Вовсе я не боюсь, – сказал он, удивляясь про себя, так ли уж Ариэлла не права. Неужели ее так называемое «естественное развитие событий» все же сделало их друзьями, практически любовниками? – Ты слишком многого от меня хочешь.
На некоторое время воцарилось молчание, затем девушка прошептала:
– Почему ты снова отвергаешь меня?
– Ариэлла, я обязан тебе слишком многим – и вовсе не таким образом должен тебе отплатить.
Она сделала глубокий вдох.
– Ты ничего мне не должен. Я пришла к тебе, движимая чувством любви и привязанности, и я уверена, ты хочешь дать мне взамен то же самое.
– Ты просишь большего, чем я готов дать тебе. Я лишь разочарую тебя и причиню боль. Тебе лучше уйти.
Ариэлла бросилась к Эмилиану:
– Ты не разочаруешь и не ранишь меня. Я слишком сильно люблю тебя – а ты слишком сильно нуждаешься во мне.
Девушка была права: он действительно до боли нуждался в ней, но это не было чисто физическим влечением, а скорее зовом сердца.
– Боюсь, я осознал одну горькую истину, Ариэлла: я для тебя всего лишь временное увлечение. Это пройдет.
Она покачала головой.
– Ты моя первая любовь, но также и последняя, – уверенно произнесла Ариэлла, не собираясь сдаваться.
– Ты очень нужна мне, – хрипло произнес он. – Я хочу делить с тобой ложе, хочу, чтобы ты смотрела на меня с надеждой и любовью. Но я не вижу смысла продолжать эти отношения. Это нечестно.
– Как ты можешь такое говорить после того, что было между нами?
Она хотела было погладить его по щеке, но Эмилиан отпрянул в сторону и перехватил запястье Ариэллы, не позволив прикоснуться к себе. Да, они действительно были близки, но это не значит, что он должен в чем-то уступить ей.
– Ты пугаешь меня, – сказала девушка, глядя ему в глаза.
– Я могу являть собой устрашающее зрелище, – пробормотал Эмилиан, но эта фраза была заглушена криками Худа, зовущего его.
Эмилиан бросился к двери и распахнул ее.
– Сэр, – в волнении произнес бледный Худ, – в таборе пожар.
Приподняв юбки до колен, Ариэлла поспешала за Эмилианом, Худом и еще несколькими слугами, но все же осталась далеко позади. Глазам ее предстала страшная картина: женщины и дети сгрудились в стороне от кибиток, на лицах их застыло одинаковое выражение боли. Мужчины сновали с ведрами между ближайшим ручьем и лагерем, пытаясь сбить пламя. Ариэлла остановилась так резко, что почувствовала головокружение, а Эмилиан бросился в самое пекло. Несколько кибиток были полностью охвачены пламенем, и заливать их водой было таким же бесполезным занятием, как пытаться с помощью стакана воды затушить праздничный фейерверк. Девушкой овладел страх. Ей не нравилось, что Эмилиан безрассудно бросается в огонь.
Быстро переговорив о чем-то с покрытым сажей и копотью Стеваном, Эмилиан обратился к слугам:
– Худ, бегите с Брауном и Коупером в сарай и на конюшню, несите все лопаты, какие сможете найти. Будем копать траншею.
Мужчины поспешили выполнять поручение, а Эмилиан обратился к Ариэлле:
– Оставайся с женщинами и детьми или отправляйся домой.
Произнеся это, он побежал к мужчинам, сражающимся с огнем.
Девушка посмотрела на горящие кибитки. Она насчитала пять, спасти которые уже не удастся, даже если локализовать пламя. Эмилиан с группой цыган стал откатывать в сторону одну из не затронутых огнем кибиток. Было очевидно, что пламя может перекинуться и на другие кибитки, а с них – на растущие на берегу ручья деревья. Если это произойдет, пожар невозможно будет остановить, и тогда все имение окажется под угрозой.
Ариэлла с отчаянием огляделась. Повсюду бегали непривязанные лошади, затрудняя и замедляя отвод кибиток. Девушка бросилась к группе женщин и детей.
– Раненые есть? – спросила она.
Джаэль, баюкающая на руках младенца, передала его другой цыганке и поднялась на ноги.
– Раненых нет, но пять семей лишились всего имущества, вообще всего, Ариэлла.
Взяв Джаэль под локоть, она отвела ее в сторону.
– Как это случилось? Кто-то оставил без присмотра костер, пока готовил ужин?
– Никто ничего не готовил. Для этого еще слишком рано.
– Так в чем же причина? – вскричала Ариэлла. Ей совсем не нравился взгляд Джаэли.
Цыганка облизала пересохшие губы.
– Мне показалось, что я видела Толлмана, бегущего к кромке леса с еще одним мужчиной.
Ариэлла замерла на месте. Взгляд ее отыскал Эмилиана, который привлек всех мужчин к откатыванию кибиток подальше от очага возгорания. Никто больше не пытался заливать пламя водой,
