— Я обязан, — ответил Ричард. — Эдуард мой брат, и таково его королевское повеление.
— Но откуда у него желание воевать? Я думала, он стремится к миру.
— Он считает, что это лучший способ добиться мира. Людовик вредит нам и видит в Эдуарде врага из-за его союза с Бургундией.
— Не понимаю, с какой стати нам вмешиваться в ссору между французами. Почему Франция и Бургундия не могут сами решить своих проблем?
— Эти проблемы касаются и нас.
— Мне ненавистна даже мысль о войне.
— Войны может и не быть.
— Но ведь ты говоришь, что дал слово пойти на нее, а король собирает деньги.
— Поживем — увидим. Но... я должен был сказать тебе.
— Да. Лучше быть заранее готовой.
— Анна, я должен сказать еще кое-что.
— Слушаю.
— Я люблю тебя, Анна. И всегда любил. Ты неизменно была в моих мыслях... неизменно.
— И ты в моих, Ричард, — ответила я.
— Другие... были не столь значительны, как ты. Ты должна понять... и решить, соглашаться или нет... я, разумеется, пойму.
— Ричард, ты о чем? Говорить обиняками не в твоем духе.
— Находясь в Лондоне, я получил известие...
— Какое?
— Ты знаешь о детях... Джоне и Екатерине?
— Да, — неторопливо ответила я. — Ты говорил мне.
— Их мать умерла. Они... живут в одной семье. И могут, естественно, оставаться там, но...
Я пришла в ужас.
— Хочешь, чтобы они приехали сюда?
Он посмотрел на меня чуть ли не умоляюще.
— Как ты решишь.
Я молчала, испытывая что-то похожее на гнев. Мне хотелось закричать: «Нет! Я не пущу их сюда. Я все знаю. Это произошло до нашей помолвки, когда я должна была выйти за принца Уэльского. У тебя была та любовница. Она была дорога тебе. Иначе быть не могло. У нее родилось двое детей, а теперь, когда она умерла, ты хочешь, чтобы они приехали в Миддлхем... росли вместе с Эдуардом. Я этого не допущу».
— Вижу, ты потрясена, — сказал Ричард.
Я по-прежнему молчала. Боялась тех слов, что могла произнести. С языка у меня рвалось — нет, я не потерплю здесь их... постоянное напоминание. Не позволю им жить вместе с Эдуардом/
Ричард с опечаленным видом отвернулся.
— Конечно, я понимаю. Подобная мысль не должна была даже приходить мне в голову. Забудь о моей просьбе.
Забыть? Как? Он испортил нашу встречу.
Мы отдалились друг от друга. Ричард привез дурные вести. Во-первых, его могли забрать от меня на войну. Во-вторых, он хотел, чтобы я взяла его побочных детей к себе в дом.
Мать поняла — что-то стряслось. Я рассказала ей сперва о возможности войны, потом о детях. Она глубоко задумалась.
— Я понимаю чувства Ричарда. Как-никак, это его сын и дочь.
— Но как они могут жить здесь?
— Вполне могут. Это зависит от тебя.
— Их придется воспитывать вместе с Эдуардом.
— Они его единокровные.
— Миледи матушка, они внебрачные.
— Их вины в этом нет.
— Думаете, пусть приезжают?
— Решай. Это ведь предложил Ричард. Теперь все зависит от того, сильно ли ты его любишь.
— Вы знаете, что люблю.
— Недостаточно, чтобы пойти ему в этом навстречу.
— Так люблю, что мне невыносима мысль о его детях от другой женщины.
— Это эгоистичная любовь, — сказала мать. — А сущность любви не в эгоизме.
С этими словами она ушла.
Почему так случилось? Почему та женщина умерла, бросив детей на чужое попечение? По сколько им лет? Мальчик старше Эдуарда годика на два; девочка на несколько годков старше его. Дети Ричарда!
Выглядел Ричард так подавленно, что напоминал мальчика, стыдившегося, что устает больше, чем другие. В то время я пожалела его, в то время у меня и зародилась любовь к нему.
Скоро ему идти на войну. Он будет доблестно сражаться за дело брата. Кто знает, что ждет его в гуще битвы? Мой отец погиб под Барнетом, принц Уэльский при Тьюксбери, отец Ричарда при Уэйкфилде. Война — это смерть и увечья. И Ричард пойдет на нее с тяжелым сердцем, так как беспокоится о будущем своих детей.
Возможно, с самого начала мне было ясно, как надо поступить. Меня огорчила эта просьба, но мать была права. Любовь бескорыстна, а я любила Ричарда и не могла видеть его несчастным.
С принятием решения на душе у меня стало
легче.
— Ричард, — спросила я, — когда Джон с Екатериной приедут в Миддлхем?
Он уставился на меня, и на лице его замерцала радость. Потом обнял.
— Ты примешь их?
— Ну, конечно, — ответила я.
— Мне показалось...
— Это явилось потрясением. Я глупое, ревнивое существо. Не могла примириться с мыслью, что в твоей жизни я не единственная.
— Больше никогда никого не будет, и такой, как ты, никогда не было.
Я сказала:
— Думаю, Эдуард обрадуется компании.
Приезда детей я ждала с большим страхом. Ричард тоже нервничал. Со дня на день его могли потребовать к королю; он уже набрал отряд, чтобы взять с собой. Я знала, что ему всегда не хотелось покидать Миддлхем; а теперь, когда должны были приехать дети, он сознавал, что его присутствие здесь нужнее, чем когда бы то ни было.
Словом, то было нелегкое время. Наконец дети приехали. Я радовалась, что они застали Ричарда.
Оба были красивые — белокурые, выглядевшие, как мне казалось, Плантагенетами — рослые, крепкие, полные жизни. Мальчик был года на два с лишним старше Эдуарда, девочке было около семи. Миддлхем их нисколько не поразил, хотя, наверно, показался великолепным после дома матери и тех людей, у которых они жили до приезда сюда. Я заметила, что к Ричарду они относятся с большим почтением. Видимо, в последнее время отвыкли от него и видели в нем не отца, а весьма значительного человека, королевского брата.
На меня они смотрели изучающе.
— Добро пожаловать в Миддлхем, — приветствовала их я. — Ты Екатерина, а ты, полагаю, Джон.
— Я Джон Плантагенет, — сказал мальчик. Девочка добавила: — А я Екатерина Плантагенет.
— Ну вот, ваш дом теперь будет здесь.
— Да, — ответила Екатерина, — знаю. Наша мама умерла. За ней приехали и увезли в ящике.
Маленькая, беззащитная, она выглядела трогательно. Я взяла ее за плечи и поцеловала.
— Надеюсь, вы будете здесь счастливы. Затем подошел мальчик и запрокинул лицо