отзвонилась, на часах было только полпятого. Кэролайн моментально набросила пальто и помчалась в контору Кеннеди подавать на развод. Надо было также узнать, останется ли за ней квартира. Они с Бобби купили в рассрочку квартиру в Старом Монкленде. Самое крутое жилье на Келлок-авеню. Только сразу после покупки район покатился вниз. Теперь-то почти все прочие дома заколочены, а которые нет, тоже заколотить не мешало бы. От кое-каких домов уж и балконы отъехали, так что прямо из помещения можно шагнуть в никуда. Народ почти поголовно пьет и ширяется. Прямо трупы ходячие. Одни уже померли, но еще ходят, другие вот-вот сыграют в ящик, однако еще есть надежда. Короче, это было безумие — приобрести жилище на самой поганой улице в Коутбридже.
Девочки поинтересовались, не хочет ли Кэролайн наложить проклятие Шести Черных Свечей на Стейси Грейси. Кэролайн была против. Свои проблемы по жизни она предпочитала решать сама, не прибегая к колдовству. Да и вообще ее никогда особо не тянуло к проклятиям. Она в колдовство так до конца и не поверила. В отличие от Донны, которая верила в магию безоглядно. К тому же Кэролайн всегда была самая чувствительная из сестричек. А если хотя бы одна сестра не согласна, проклятие Шести Черных Свечей не проходит. Всякие мелкие заклятия исполнились бы и так, но только не Шесть Черных Свечей.
Шли недели. Кэролайн держала руку на пульсе и бывала в конторе Кеннеди чуть не каждый день. Недели становились месяцами, и Кэролайн казалось, что она справится: ведь суета блокирует эмоции на какое-то время. На самом-то деле все обстояло хуже некуда. Оказалось, что Бобби не платил по закладной, предпочитая тратить весь свой заработок на Стейси Грейси. Он всюду ее с собой таскал. Они и в Блэкпул на Съезд продавцов отделов мясопродуктов поехали вместе, но не появились ни на одном заседании, ни на одном семинаре. Зато невесть сколько денег было просажено за неделю на выпивку, наркотики и рестораны.
В общем, для Бобби настала пора складывать стопочкой извещения о просроченных платежах, так что — насколько могла судить Кэролайн — все было просто расчудесно. Теперь Кэролайн позарез требовалось десять тонн денег на хозяйство. Пять — заплатить по долгам и счетам, еще пять — на жизнь, пока не найдет работу.
Бобби был влюблен, а доить людей досуха следует, когда все, что им нужно, — это воздух, которым дышишь, и человек, которого любишь. Кэролайн постаралась напомнить о себе, пока воздух еще был свеж и Бобби еще был далек от отстаивания своих прав. Он согласился выдать ей эти десять кусков. Вот и все, что он сделал, — согласился. Всякий раз, когда Кэролайн ему звонила, Бобби обещал заплатить на следующей неделе. А срок истекал уже через месяц, и, если не заплатить по счетам, банк заберет квартиру. Так что Кэролайн попала, и неслабо.
Кое-что про Кэролайн
Ну что вам рассказать про Кэролайн? Она старшая. Ей сорок, у нее черные волосы, зеленовато- голубые глаза и приятная внешность. Однако прошедшие денечки не миновали для нее совсем уж бесследно: щеки сделались немножко впалыми, а глаза слегка ввалились. Если вы с ней незнакомы, то издали могли бы принять ее за наркоманку. Она ирландская штучка, и ей на такие вещи плевать. Правда, сама она считает себя шотландкой, хотя и понимает по-гэльски совсем немного. Когда она была ребенком, Старая Мэри и матушка говорили между собой по-гэльски, и Кэролайн нахваталась от них слов.
Ее основным занятием после того, как Бобби навострил лыжи, стало пребывание в нерешительности. Это проявляется, например, в том, что она подходит к телевизору, останавливается в недоумении, включить его или нет, а затем возвращается на свое место. Одевается она теперь как попало, а раньше была модницей. Во всем этом только одна хорошая сторона: из-за переживаний она потеряла килограммов семь, и теперь фигура у нее прекрасная, как в двадцать лет. Если бы не лицо, она была бы прямо старлетка. Пара недель на Тенерифе, несколько масочек из сливок, — и она будет хоть куда.
Что касается теперешнего психологического состояния Кэролайн… ну что тут скажешь! То ее кинет в одну сторону, и она действует заодно с сестрами, то бросит в другую, и тогда Кэролайн предпочитает скорбное одиночество. Сегодня она за проклятие. Завтра — против проклятия. Порой она верит, что все эти ведьмовские дела действуют. Порой — нет. И так по кругу. Ее эмоциям не на что опереться. Хуже всего сейчас то, что она позволяет другим решать за себя. Пока Бобби не сбежал, это было невозможно в принципе. Из всех нас Кэролайн была самая сильная. А теперь она отдалась на милость своих сестер и стала игрушкой их прихотей и самолюбия.
Сестрицы не догадываются, но в глубине души Кэролайн верит, что Бобби вернется и все пойдет по- старому. Надо отдать должное ее проницательности: так обычно и бывает. Сам миллион раз видел. Вся эта лабуда тянется с годик, а потом бес перестает толкать мужика в ребро и тот возвращается к привычным домашним удобствам. К тостам с сыром и возможности пернуть без оглядки на других. Правда, сперва жена постарается ему отомстить чем-нибудь.
Кэролайн как-то упомянула об этом. Дескать, пора прощупать грунт. Если, мол, Бобби вернется, то все еще можно наладить. Во как! Девочки так на нее и набросились. Только Энджи держалась в сторонке.
— Если даже он вернется, Кэролайн, ты возненавидишь его, вот что. Он тебе будет противен до мозга костей. Такое мое мнение, — заявила Джедди.
Остальные высказались в том же духе.
Матушка иногда рассказывает замечательную историю про то, как она рожала Кэролайн и все шло наперекосяк. Матушка с папой жили тогда в крохотной комнатке у Старой Мэри. Матушке было девятнадцать. В этот самый день Бадди Холли разбился в авиакатастрофе. Его самолет попал в снежную бурю над Клир-Лейк, штат Айова. По радио название местности звучало красиво. Прямо шикарно для места смерти. Было это второго февраля. Я это четко знаю, потому что день рождения у нашей Кэролайн третьего. Радио только и делало, что крутило «Пегги Сью», и «Так приходит настоящая любовь», и «Настанет день». Полдня матушка смотрела на теплые отблески ламп на белой грязной стене и мечтала о своем собственном доме. О том, как будет светиться ее собственный приемник. О том, как она и Пэт (так зовут нашего папу) уютно устроятся на диване у кроватки спящего малыша. У кроватки, а не у выдвижного ящика.
Матушка ждала, когда же придет боль, но пока все было спокойно. Никаких перемен в ее состоянии не произошло и к ужину. Старая Мэри и две ее сестры, Лиззи и Сара, то и дело спрашивали матушку, все ли с ней ладно.
У Старой Мэри было шесть сестер. То есть всего их было семеро, и дочек у Старой Мэри было семеро. Говорят, матушка Старой Мэри тоже была одной из семерых, но тут уже ничего не узнаешь наверняка, семья распалась, когда многие ирландцы бежали в Шотландию и в Америку. После ужина матушка, как всегда, легла на кровать в крохотной комнатке. За ней отправился и Пэт. Казалось, он волнуется больше, чем она сама. Ей же было нехорошо. Обычно она задремывала после ужина, а тут сон не приходил. Сначала ей показалось, что у нее расстройство желудка, и она пожаловалась Пэту:
— Что-то меня тошнит, Пэт, живот крутит. Зря я так наелась за ужином, ой зря.
Пэт скосил на матушку глаза, но головы не повернул. Как лежал, так и лежал. Сердце Христово осеняло их обоих. Казалось, Пэт сейчас пойдет на кухню и позовет Старую Мэри, и тетю Лиззи, и Сару. Но он завис между двумя мирами. Они лежали в молчании целую вечность. Потом пришла боль.
— Пойди на кухню и скажи матери, — сказал папа.
— Да нет, не будь дураком. Это не то. Слишком уж гладко.
Но папа не отстал. Они спорили шепотом, ведь они жили не в своем доме. Папа все-таки уговорил матушку, и та отправилась на кухню и сказала все Старой Мэри.
— Роды у тебя начались, дружок, — ответила та. Будто роды — это что-то простое. Что-то будничное. Она даже не поставила чашку со спитым чаем на стол, когда произносила эти слова, — гадала на чаинках для Лиззи и Сары.
— Не вызывай пока «скорую помощь»! — крикнула матушка.
Старая Мэри сказала, что не вызовет, пока матушка не попросит. С Лиззи и Сарой они все время глупо улыбались друг другу. Они вспоминали свои первые роды. Тогда они сами были молоды и Тяп-ляп со своими трущобами только-только начал разворачиваться. И детишки тогда помирали ни за понюх табаку.
