На второй половине доски не было ничего.
– А это место для меня, когда придет мой день, – сказала Ти.
– На самом деле? – с недоумением спросила Кэт.
– Вы удивлены? Я не могу жить здесь. И все же хочу покоиться здесь после смерти, среди своих близких.
Фрэнсис взглянул на мать, улавливая своим чувствительным ухом каждый нюанс ее тона. Не могу жить здесь? Она сказала не могу, а не не хочу или мне не нравится. И в тысячный раз он спросил себя, почему, зная ее так хорошо, он не знал о ней очень многого и никогда этого не узнает.
Наступившую тишину нарушила Лорен. У нее был красивый голос, веселый и чуть хрипловатый.
– Хватит надгробных камней! Мы собрались на свадьбу!
– Вы правы, – сказал отец Бейкер. – Давайте начнем.
И он раскрыл свою потрепанную черную книгу, готовясь начать церемонию.
– Дорогие мои, мы собрались здесь…
Старые, давно известные слова звучали музыкой в ушах Фрэнсиса, но голова его была чересчур переполнена мыслями, чтобы понимать значение этих слов. Он как бы прислушивался к себе. Он никогда не думал о себе как о религиозном человеке, но сейчас, здесь, ему открылось, что нужно иметь в себе что-то достаточно прочное, если хочешь выжить. Нужно верить, что делаешь все, что можешь, на что способен, будь это разрыв брака, который никогда не должен был заключаться, или начало другого брака, в который нужно было вступить давным-давно, или забота о требующем ее ребенке (а разве не все дети так или иначе нуждаются в заботе?), или борьба с преступными людьми. Если ты творишь добро, твое дело восторжествует. Он должен в это верить. Вероятно, он, в конце концов, тоже религиозен.
Потом все закончилось, он поцеловал свою жену, и все они вышли из церкви, чтобы постоять и посмотреть на океан, словно им не хотелось разрушать очарование этого дня своим расставанием.
– Как бы радовался за вас обоих сегодня наш Патрик! – воскликнула Дезире. – Ведь он так любил вас.
– И мы его любили, – ответила ей Кэт. – Каждый любил, Кто знал его. Я бы очень хотела, чтобы вы были с ним знакомы, – добавила она, обращаясь к Ти.
– Я тоже, – сказала Ти.
Небольшая группа собравшихся на церемонию явно не решалась расставаться. И вдруг Кэт вскрикнула:
– Сморите, смотрите! Вон там!
Все повернулись в направлении ее вытянутой руки. Из пальмовой рощи в джунглях, поднимающихся на холм за церковью, выпорхнула с резким шумом пестрая стая птиц и, сделав крутой разворот, столь же быстро исчезла.
– Попугаи, – сказал отец Бейкер. – Здесь достаточно пустынно и безлюдно, поэтому они чувствуют себя в безопасности.
– Прелесть, прелесть! – в восторге повторяла Дезире. – Вы знаете, я родилась на этом острове и прожила здесь всю жизнь, но никогда не видела диких попугаев. А вы видели? – спросила она Ти.
– Да, однажды видела. Очень давно.
Ти подошла к самому краю скалы. И тут словно по взаимному согласию все устремили на нее свои взоры. Грациозная и все еще достаточно молодая, она стояла там и прикрыв от солнца глаза ладонью, смотрела на море. Стояла так, в раздувающейся от ветра юбке, с высоко поднятой головой, сильная и гибкая под напором ветра, и была похожа на фигуру, вырезанную на носу какого-то древнего гордого корабля.
– Это, наверное, самое красивое место на земле, – сказала она наконец. – Разве не об этом ты мне всегда говоришь, Фрэнсис?
– Но вы же покидаете его, – возразила Кэт.
И вновь Ти улыбнулась своей долгой печальной улыбкой.
– Да, да. Я должна, – сказала она и, взглянув на часы, добавила. – Фактически уже через час.
Лорен и Фрэнклин предложили отвезти ее в аэропорт, чтобы Кэт и Фрэнсис могли сразу же ехать домой.
– Будь счастлив, – сказала Ти, даря Фрэнсису прощальный поцелуй. – На этот раз ты будешь счастлив. Я это поняла, как только взглянула на нее.
Он хотел сказать ей еще так много. Сказать, как он хочет, чтобы Она тоже была счастлива. Сказать, что возможно еще не все потеряно, и она еще сможет найти себе друга… Но он сказал лишь одну фразу:
– Благослови тебя Бог и спасибо, что приехала, и желаю благополучно вернуться домой.
Потом она подняла руку в прощальном приветствии и уехала.
Когда он сел за руль их машины, Кэт положила руку на его руку.
– Очень непростая женщина, твоя мама.
Он кивнул, слишком обуреваемый чувствами, чтобы говорить. Но потом сказал:
– Ты тоже весьма непростая, особенная женщина.
Они проехали через Коувтаун, где в разгаре был воскресный базар. Вдоль тротуара стояли корзины с серебристой рыбой. Тут были и угри, и килька, и кефаль. Отряд девушек-скаутов в коричневой форме английского образца выстроился у входа в картинную галерею Да Кунья.
