Шэрон, – и должна сказать, что кое в чем он преуспел. – Она выжидательно замолчала.
– В чем, босс? – с готовностью спросил Алленби.
– Он уделяет очень много внимания обиженным и угнетенным, – пояснила Шэрон. – Пораскинь мозгами. Во-первых, правительство приоткрыло расследование дела о враче, который помогал своим пациентам отправиться на тот свет. Затем в премьерскую резиденцию начали пускать бедных и бездомных. Далее последовала шумиха о замалчивании тяжелого положения ветеранов войны в Персидском заливе, и, наконец, министр иностранных дел начал кампанию в прессе по поводу одиннадцатилетней девочки из Нормандии, которую сначала изнасиловали, а потом убили. Улавливаешь закономерность?
– Да, босс, похоже на то, – неуверенно кивнул Алленби, разглядывая носки стоптанных итальянских туфель.
– Ничего ты не понял! – взорвалась Шэрон. – А если б ты хоть немного подумал, то сообразил бы: дело обстоит так, словно кто-то долго рылся в газетах и отыскал самые душещипательные материалы. А потом правительство потребовало заново расследовать закрытые уже дела и начало крестовый поход против допущенной в отношении кого-то несправедливости. Но ясно, что все это беззастенчивая рекламная кампания, рассчитанная на людей с куриными мозгами. Правительству это ровным счетом ничего не стоит – никому не нужный министр возглавляет очередную комиссию по расследованию, – а реклама грандиозная. Причем, заметь, совершенно бесплатная. А болваны-избиратели прыгают от счастья. Они убеждены, что получили правительство, которое о них заботится. Ха! Сдохнуть можно.
– И вы хотите, чтобы я покопался в архивах и извлек на свет Божий пару-тройку достойных случаев? – цинично ухмыльнулся Грег Алленби.
– Ну да, мать твою! – обрадовалась Шэрон. – Обрати внимание на все нераскрытые убийства, в особенности на те случаи, когда жертвами стали юные девочки. Мы восстановим картину преступления, заново перескажем самые смачные и красочные подробности, возьмем интервью у родителей, подруг, поместим снимок спальни жертвы. Мы развяжем кампанию по поиску убийцы, начнем публиковать в газете петиции с воззваниями к правительству, чтобы мерзавцу воздали по заслугам, а потом вручим их Блэру. Успех гарантирован на все сто. Минимум усилий и никаких затрат, зато максимальное паблисити и колоссальный моральный успех.
– Босс, вы просто гений! – с непритворным восхищением воскликнул Алленби.
На обед в ресторане «Блюпринт» с видом на Тауэрский мост Шэрон явилась в прекрасном расположении духа. Она опоздала на сорок пять минут. Шэрон свято верила в необходимость заставлять других ждать, чтобы не забывали о том, насколько она важная персона.
Успешно покончив с операцией «Потрошитель», как она любовно окрестила акцию по сокращению штатов в редакции Джорджины, Шэрон была полностью готова к дальнейшим боевым действиям.
Ребекка Кершоу походила на огородное пугало – длинные мышиного цвета волосы, много лет не ведавшие прикосновения руки парикмахера, потертые туфли, полное отсутствие косметики, убогие колечки в ушах и – в довершение жуткого облика – внушительная серьга в носу. «На те деньги, что я выплачиваю, могла хотя бы приличным джемпером обзавестись», – подумала Шэрон. Двадцатипятилетняя Ребекка приходилась троюродной сестрой Дугласу и была в меру талантливой свободной журналисткой. Шэрон довольно часто пользовалась ее услугами.
– Ребекка, золотко, ты изумительно выглядишь! – проворковала она, усаживаясь за стол. – Я всегда завидовала женщинам, которые умеют оставаться красавицами, не пользуясь косметикой.
Официант принес Шэрон водку с апельсиновым соком.
Дружба Шэрон с Ребеккой была отнюдь не случайной. Сестрица Дугласа слыла отчаянной сплетницей и совершенно не стеснялась распространяться насчет пикантных подробностей личной жизни своего родственника. Шэрон же всегда была рада их узнать.
Ребекка заказала салат, а Шэрон – жареную рыбу с чипсами, единственное полноценное блюдо, которое она могла позволить себе в течение дня. К концу обеда она поручила Ребекке сочинить шесть статей для «Дейли» и «Санди».
– По возвращении домой я позвоню Джорджине и скажу, чем я сейчас занимаюсь, – сказала Ребекка, наивно верившая, что главред должна знать, на что расходуются средства подведомственной ей газеты.
– О, не беспокойся, золотко! – ласково остановила ее Шэрон. – Я сама с ней поговорю. Она придет в восторг, когда прочитает твой материал про девушку, которую изнасиловали трое ее родных братьев и которая затем родила ребенка с двумя головами.
– Она родила сиамских близнецов, – возразила Ребекка. – И у них были еще два тела.
– Лети в Индонезию, Ребекка, и собирай материал, а остальное предоставь мне. Кстати, ты успеешь сдать до конца недели этот нервощекотунчик про дамочку из Манчестера?
– Это ужасная история. – На глаза Ребекки навернулись слезы. – Бедная женщина влачила ужасное существование в окружении фотографий пятерых покойных детей, в то время как шестой, последний, уже был в больнице, приговоренный к смерти. И у самой бедняжки нашли рак груди.
– Блестяще! – воскликнула Шэрон. – Лучше не придумаешь. В таком духе и излагай.
За спиной Джорджины она с нескрываемым злорадством заказывала Ребекке безумно дорогие статьи. Причем не только соглашалась с непомерными денежными требованиями журналистки, но и охотно приплачивала сверху. Джорджина, зная об этом, ничего поделать не могла. Отношения Шэрон с Ребеккой сложились давно, и главред «Дейли» оправдывала их тем, что сенсационные материалы и душещипательные истории готовились сразу для обеих газет. «Вот и плакал твой недельный бюджет, стерва!» – торжествовала Шэрон, возвращаясь на работу в такси.
Готовые статьи, которые представляла Ребекка, первой подписывала Джорджина, после чего их относили Шэрон, которая, по обыкновению, «забывала» ставить на них свою визу.
Сидя в своем кабинете, Шэрон вывела на монитор компьютера файл, названный «Ребекка», чтобы подсчитать, сколько денег ей уже выплатили. За последние девять месяцев троюродная сестра Холлоуэя получила 120 тысяч фунтов – в несколько раз больше, чем любой другой автор, работающий на группу «Трибюн».
«Что ж, если об этом станет известно, Дугласу не позавидуешь, – злорадно подумала она. – День прошел не зря».