Он подал ей книгу.
— Я с удовольствием, но подарю вам свою книгу. Сегодня же.
Вечером Анна пригласила Силая к себе, и тут они с Ниной на балконе угощали его сделанным Анной по казацким рецептам кислым молоком с каймаком.
— Я слышал о каймаке, но пробовать не приходилось. Кстати, ничего нет вкуснее.
Анна подарила ему книгу с надписью:
«Силаю Михайловичу Иванову.
В память о счастливых днях, когда Вы щедро дарили нам свое гостеприимство. Анна Воронина».
Фридман прибыл к «Шалашу» с моря. Подплывал на адмиральском катере, сиявшем отдраенной бронзой, позолотой и поражавшем всех отделкой из слоновой кости.
Как раз в этот момент Малыш подошел к Анне, загоравшей как всегда в правом углу семейного ивановского пляжа.
— Можно к вам? — обратился Малыш, присаживаясь на камень. Он был в шортах, голубой безрукавке, с мохнатым полотенцем через плечо.
Анна не ответила.
— Простите меня, — продолжал Малыш с некоторым напором, — вы такая интеллектуалка, а позволяете себе невежливость.
Анна приподнялась на локоть, смотрела на приближающийся к дощатому причалу катер. Такого красивого она никогда не видела, даже не предполагала, что такие есть. Вспомнила Дон, свой катерок, — тень ностальгической печали осенила лицо.
— Я слышал, — говорил Малыш, не обращая на катер никакого внимания, — у вас на Дону тоже была посудина.
— Посудина?
— Ну катер. Не такой, конечно, но с мотором и со всем, что полагается.
Он был рад, что Анна ему ответила.
— Почему был? Он есть у меня. Вот скоро вернусь на Дон и буду кататься.
— А на этом? Не хотели бы прокатиться?
— Прокатиться — нет, я хотела бы сама его вести.
С катера по трапу сошел на причал толстый дядя лет пятидесяти и подходил к загоравшим. Тянул руку, но Малыш ее будто не замечал. Обращался к Анюте.
— Сама? Отлично!.. Махнул рукой мотористу:
— Эй, парень! Иди сюда!
Тот подошел и почтительно встал в отдалении. Продолжал выжидательно стоять и Фридман. Но Малыш, как принял его холодно, так и сейчас не удостаивал взглядом. Мотористу сказал:
— Вот моя сестра, научите ее управлять катером. Вам понятно?
— Да, сэр. Понятно.
— У вас рация есть?
— Есть.
— Если что случится, — не дай Бог! — дайте сигнал.
— Так точно. Я понимаю. Малыш улыбнулся Анне:
— Пожалуйста. Желаю успеха.
Анюта в нерешительности поднялась, набросила на плечи халат, сунула ноги в тапочки, — смотрела на Малыша с чувством радостного изумления и с некоторым недоверием.
— Это ваш катер? — спросила она непроизвольно и тотчас поняла, что вопрос излишний и ей бы не следовало его задавать.
— Конечно. Но если он вам понравится, я вам его подарю.
Все походило на сказку. Анюта с радостью взбежала на палубу. Через минуту она сидела рядом с мотористом, жадно наблюдала за каждым его движением.
Тем временем Малыш, не поднимая взгляда на Фридмана, ледяным голосом произнес.
— Слушаю вас!
— Мы хотели бы… Мой шеф…
— Я знаю, чего бы вы хотели и чего хочет ваш шеф, но вам важнее знать, чего я хочу. А я хочу сыграть свой водевиль один, без посредников.
Фридман опустился на песок, сбивчиво заговорил:
— Но есть правила игры, вы знаете наши связи, — они везде… наши люди и в министерствах, и в банках, и там, куда поступят документы… Все хотят жить.
— Сто миллионов отстегнул. Хватит.
— Но я надеюсь, Борис Иванов…
— А этот… ничего не получит. Он погряз в разврате, наркотиках, — его нет, он труп.
— Да, но есть Силай Михайлович. Можно перевести на его счет.
— Силай хворый, на ладан дышит.
— Я могу с ним встретиться?
— Нет.
— Но я бы хотел.
— Но я не хочу!
Фридман осекся, губы его дрожали. У него из-под носа уплывали миллионы.
— Вы это напрасно, Василий…
— Я вам не Василий, а господин Малыш.
— Ну так, пожалуйста. Мы раньше играли по-хорошему, вы знали, чего мы можем, мы знали, чего вы хотите.
— Короче. Сто миллионов получите — рассуете во все лапы. Больше ни цента!
— Но позвольте, господин… Малыш. Наши люди могут помешать. Нам стоит…
— Вы не будете мешать. Если бы даже вам светили сто долларов, вы ползли бы за ними на брюхе. А сто миллионов!.. Он еще будет мешать! Да вы зубами вцепитесь, Фридман! Вы лично и ваш шеф у меня в кармане. Пока вы чесали ваши жирные зады, я создал легион крутых парней. У меня только в Москве и Питере триста бойцов да здесь… И плачу я им впятеро больше, чем они получали в КГБ и Скотланд-Ярде. Так-то, мой дорогой, и зарубите себе на носу: музыку заказываю я, а вы успевайте поворачиваться. А вздумаете перечить — шевельну пальцем.
Фридман терял самообладание, голова его свесилась на колени, подбородок дрожал. Малыш его не щадил:
— Смотрите! Вы видите?
Он поднял над головой указательный палец.
— Шевельну им, и вас с шефом не будет. Всех на распыл. И племя ваше чертово — тоже! У-у! Христа продали, а теперь — Россию разорили.
— Россию?.. Кто разорил?.. Не понимаю.
Хотел добавить: «Тоже мне… патриот нашелся!» Но промолчал. Над ним точно из-под земли вырос двухметровый дядя, бывший чемпион по боксу. Сказал на едва понятном русском языке: «Мы будем ходить туда, вперед».
Оставшись один, Малыш устремил взгляд на удалявшийся катер.
«Назон» явился тем магическим ключиком, которым Малыш открыл доступ к сердцу Анюты. Она весь день училась управлять катером, раз двадцать причаливала и отчаливала, — маневр, основной для искусства капитана. И вечером, на закате солнца, высадив на берег моториста, сделала круг диаметром километров в пять в акватории «Шалаша». Она шла этот круг на большой скорости, знала, что с берега наблюдают за ней и даже видела Малыша. Шла красиво, грациозно, точно летящая над морем чайка. Это был миг блаженства, упоения сознанием своей силы, дерзкой удали и неженской отваги. Катер был достаточно велик, — почти военный сторожевой корабль, — и управлялся из рубки одним человеком. И само
