— А кто такой Нукзар? Он раньше бывал у вас?
— Бывал, и не однажды. Толстый и пожилой, — лет пятьдесят ему. Он в каком-то совхозе в парниках цветы скупал, и мальчики его в самых людных местах продавали. Сейчас они вроде бы…
Амалия глянула за дверь, — нет ли Тариэла! — махнула рукой: «Ходить не может» и шепотом:
— Гуманитарную помощь трясут, одежду поношенную продают. Миллионы загребают.
Принесли в гостиную чайный прибор, Костя сказал Тариэлу:
— Давай, двигай к столу.
Тариэл сморщился, как от зубной боли. Что-то буркнул под нос. С места не двинулся. Амалия поднесла ему чашку, но он жестом восточного владыки отстранил чай. Еще ниже опустил голову, стиснул зубы. И за время чаепития ни одного слова не проронил. Боль, злость и досада, — шутка ли, потеря в одно мгновение несметного богатства, — парализовали его волю, повергли в отчаянье.
Костя уехал, а назавтра его на работе ждали два приятных сюрприза. Первый — приказ о назначении частным сыщиком, и второй: на Васильевском острове, в недавно купленной роскошной квартире, был убит глава питерской грузинской мафии Нукзар Нодия. ««Азики» расправились со своим конкурентом, — подумал Костя с захлестнувшей его до краев радостью. — На очереди — Тариэл. Он, видимо, второй человек в грузинской мафии».
Вышел на улицу, сел в «Волгу» и поехал так, без цели и смысла, куда глаза глядят. Ему надо было побыть одному и обдумать случившееся. То, что Нукзара устранили «азики», не сомневался. И проще простого ему, Косте, навести следствие на врага Амалии: анонимный звонок следователю, и Тариэла как ветром сдует.
С минуту подумал и свернул на дорогу, ведущую к дяде Василию Владимировичу. С легким сердцем и чистой душой майор въезжал в усадьбу дяди.
Здесь он остался ночевать. В полночь зашел в сарай и еще раз проверил, хорошо ли запрятал сверток. Вынул из него перстень с бриллиантами, спрятал в багажнике автомобиля. А перед сном в своей маленькой комнате на втором этаже при свете ночника сосчитал деньги: рублей было триста тысяч, а долларов — четверть миллиона. Прикинул, сколько можно выменять на них рублей: получалась астрономическая цифра — сорок миллионов!
Засыпал он с мыслью: «Золото и бриллианты сдам государству, а деньги — мои».
Дело об убийстве кавказского гражданина Нукзара Нодия поручили следователю районной прокуратуры Сигулевскому Вадиму Натановичу. Костя не знал его, и это облегчало ему вмешательство в ход следствия. Он в тот же день позвонил Сигулевскому. На всякий случай заложил за щеку кусок булки, сказал:
— Приятель, вы ищете убийцу? Хочу вам помочь.
— Попробуйте, — недоверчиво отозвалось в трубке.
— Нодия был раньше королем цветочной торговли в нашем городе.
— Я это знаю.
— Потом грузины захватили торговлю шмотками…
— И это знаю.
— Нукзар был главой, но в Питере живет его помощник — Тариэл Бараташвили. Не исключено, что задрались вожаки стаи.
— Так, так… Минуточку, это уже интересно. Так, записал. А где живет этот самый Тариэл? Ого, — и это знаете?.. Но, может, заодно скажете — кто, как и чем ударил Нодию по шее? Может, проясните и эти обстоятельства?
— Этих обстоятельств не знаю. А только Тариэл накануне убийства кому-то звонил и давал наставления на своем грузинском языке. Часто называл имя Нукзара.
— М-да… Подождите минуточку. Я запишу, а вам советую прожевать, — легче говорить будет.
— Бывай, друг. Успеха тебе, — сказал Костя и повесил трубку. Звонил он из автомата.
С тех памятных событий прошло полгода. Тариэла судили, отправили в тюрьму. На процессе он ни словом не обмолвился об утраченных драгоценностях.
Костя, так успешно начавший свою деятельность в роли Шерлока Холмса, женился на Амалии, стал полновластным хозяином в квартире, на даче и в сердце супруги. И деятельность сыщика приносила успех, — Костя процветал. Он и внешне заметно изменился: пополнел, огрузнел, и в манерах, и в речи появились величавая медлительность, жестковато-насмешливый, назидательный тон человека, который знает, что он делает и чего он хочет.
Драгоценности он хранил там же, — считал это место надежным, — ничего не брал из них, не продавал, — ему хватало гонораров, которые густо сыпались за работу. Немного истратил он и из тех денег, доставшихся ему от Тариэла. Жил безбедно, интересно и, как истинный Шерлок Холмс, увлекался розыском преступников. Амалия дивилась зеленым купюрам с портретом Вашингтона, но на вопрос «Откуда они у тебя?» ее муж, которого она, кстати, обожала всей своей пылкой душой, неизменно отвечал одно и то же: «Ты же знаешь, с кем я имею дело, — с мерзавцами первой гильдии. У них есть и доллары».
И все складывалось хорошо и, наверное, со временем было бы еще лучше, если бы не одно внезапное, точно свалившееся с неба, обстоятельство. Однажды вечером, придя с работы, он застал в квартире Тариэла. Грузин был чисто выбрит, одет с иголочки, — сидел в гостиной за столом и улыбался. Амалия хлопотала на кухне, — она уже накрывала стол для чая. А Тариэл, не поднимаясь навстречу Косте, не изъявляя желания с ним здороваться, спокойно и нагло проговорил:
— О-о!.. Явился мой заместитель.
— Не заместитель, а хозяин, — твердо проговорил Костя. — А вы, мил человек, как сюда попали, и вообще… как очутились на свободе?
Костя с ходу пошел в атаку. И, присаживаясь к столу, зорко наблюдал за каждым движением пришельца, был готов к немедленному отпору и к тому, чтобы в случае надобности повторить свой нокаутирующий прием. Пистолет был во внутреннем кармане, — Костя и его выхватит раньше противника. Сидел в положении ястреба, готового в любой момент оседлать жертву.
— Я здесь по закону, гражданин майор. По закону! Вам не надо за меня волноваться. Здесь моя квартира и моя жена. Законная жена! А?..
Майор хотел приступить к делу — выдворить из квартиры непрошенного гостя — и уже поднялся для атаки, но как раз в этот момент из кухни пришла Амалия и с ней два молодых кавказца. Они смотрели на Костю с удивлением, но без страха и даже без желания придать факту его существования хоть какое-нибудь значение. Не поклонились, не поздоровались, — расселись за столом поближе к Тариэлу. Одежда на них дорогая, тончайшей выделки кожаные куртки и на пальцах перстни с бриллиантами, но вид у каждого помятый, усталый и какой-то затрапезный, будто живут они и спят в подвалах, подворотнях или под лавками рынка.
Тот, что постарше, — толстый, сырой, с кривым горбатым носом и красной шеей, — кивнув на Костю, спросил Тариэла:
— Этот?
— Он.
Кривоносый вынул из кармана черные очки, — те самые, в которых Костя был в гараже, — ткнул ими в Костю:
— Твои?
Костя дрогнул, отвел глаза, — непроизвольно, глупо. И слышал, как у висков стучит кровь. «Дознались!»
— Ну вот… — продолжал Тариэл, — мы и приехали.
И, помешивая в стакане чай, не глядя ни на кого, и на хозяйку тоже, добавил:
— Вам, гражданин майор, придется прогуляться туда… где я тоже немножко был и строил дорогу в тундре. Там есть и камни, много камней… Их надо двигать туда-сюда. Вы майор милиции, зеки вас немножко будут бить, но ничего, — жить можно.
Отодвинул чашку с чаем, повернулся к Амалии:
— Ты поторопилась и выписала меня из квартиры, а его вписала. Но ничего. Ты сделаешь все это наоборот. Мы с тобой муж и жена, у нас любовь. А он…