однородное (???????), хотя и сказал, что родители отличны от детей, так как не сами они дети, ибо иначе не было бы ни родителей, ни детей… Говорил я, что и растение, вышедшее из семени или из корня, отлично (??????) от того, из чего оно выросло, хотя, без сомнения, осталось однородным с ним (???????); и река, текущая из источника, получает иной вид и иное имя, так как ни источник не называется рекой, ни река источником, но существует и то, и другое, и источник есть как бы Отец, а река есть вода из источника».[784]
Напоминая об этих аналогиях, св. Дионисий вполне справедливо замечал, что они достаточно ясно показывают согласие его с учением об единосущии Сына со Отцем. Правда, он не употреблял самого слова «единосущный», так как не находил и не читал его ни в одном месте Священного Писания.[785] Но приведенные им примеры ясно указывали на единство рода (????????) и единство природы (???????) в Отце и Сыне; а для сторонников Платоновой философии, которой симпатизировали все представители Александрийской огласительной школы, не исключая и самого Дионисия, понятие «существа» совпадало с общими родовыми признаками предмета, характеризующими его природу.[786]С этой точки зрения название «единосущный» было только другим выражением понятия однородности или единства природы. Чтобы еще яснее обозначить это единство природы, св. Дионисий употребляет такие выражения, где почти исчезает и различие имен, характеризующих природу Отца и Сына. «Жизнь рождена от жизни, как река истекла от источника, и от неугасимого света возжжен блистающий свет».[787] Если Бог есть сущий, то и Сын «исполнен сущего и Сам есть Сущий от Отца».[788]Если Бог есть Дух, как говорит о Нем Писание, то соответственно этому и Сын называется испарением силы Божией
Но чтобы оправдаться от обвинения в отрицании единосущия Сына с Отцом, необходимо было показать не только качественное единство существа, но и количественное. Нужно было показать не только то, что Отец и Сын — одного существа или одной природы, но и то, что Они составляют одно существо. При идеальном единстве рода возможно бесчисленное множество видов и индивидуумов. Хотя последние и связаны между собой единством рода, однако в действительности род повторяется в каждом из них. Св. Дионисий хорошо понимал, что аналогия человеческого рождения, ясно указывая на различие ипостасей и качественное единство их природы, требует восполнения другой аналогией с ясным указанием не только на качественное, но и на количественное единство существа. Но в мире конечных существ при количественном и качественном единстве существа различие наблюдается лишь в форме различия свойств или последовательных моментов развития этого существа. Поэтому весьма трудно было подыскать аналогию, которая хотя бы приблизительно выражала одновременно и единство существа в строгом и полном смысле, и ипостасное различие между Отцом и Сыном. По–видимому, св. Дионисий считал наиболее подходящей для вышеуказанной цели аналогию отношения ума или мысли к слову. По крайней мере, он с особенной подробностью останавливается на раскрытии этой аналогии и неоднократно возвращается к ней. «Слово есть возлияние ума и, говоря по–человечески, источается из сердца устами. Оно становится отличным от слова в сердце, становится мыслью, исторгающейся с помощью языка. Одно, выслав от себя другое, осталось таким же, каким было; другое же, быв послано, отлетело и носится всюду. И таким образом каждое из них и одно в другом пребывает, и одно отлично от другого, и оба составляют одно (?? ?????), будучи двумя (??? ?????). Так и Отец и Сын, по сказанному, суть едино и пребывают Друг в Друге».[792] В другом месте св. Дионисий раскрывает ту же самую аналогию в следующих выражениях. «Мысль наша изры–гает из себя слово по сказанному у пророка:
Рассуждения св. Дионисия явно направлены к утверждению мысли не только о качественном, но и о количественном единстве существа в Отце и Сыне. Различие между мыслью и словом сводится у св. Дионисия к различию двух одновременных состояний одной мысли (???? и ???? ????????) или одного слова (????? ?????????? и ?????). Конечно, это не значит, что ипостасное различие между Отцом и Сыном, по воззрению св. Дионисия, было только различием состояний или моментов раскрытия единого существа; различие ипостасей яснее выражено было в аналогии человеческого рождения, тогда как аналогией отношения ума или мысли к слову св. Дионисий хотел уяснить не столько различие ипостасей, сколько единство существа. Впрочем, и в этой аналогии есть указание на то, что «мысль и слово занимают особое и отдельное друг от друга место», хотя этой черты св. Дионисий не переносит на отношение Отца к Сыну, характеризуя это отношение только замечанием, что «Отец и Сын суть едино и Один в Другом пребывают».
Аналогия человеческого рождения требовала дополнения и разъяснения еще и с другой стороны. Из этой аналогии можно было вывести поспешное заключение, что Отец существовал прежде Сына и некогда не был Отцом, подобно тому как из наименования Сына творением можно было выводить заключение, что Сын не был, прежде чем произошел. Св. Дионисий со всей силой вооружается против такого вывода. «Не было времени, когда Бог не был Отцом». Но «если вечен Отец, то вечен и Сын; если есть родитель, то есть и чадо; при отсутствии чада каким образом и для кого может существовать родитель? Они существуют оба и существуют всегда».[794] У людей рождение происходит во времени и дети существуют не всегда, но Христос, как Слово, Премудрость и Сила, существует всегда. О Боге нельзя сказать, будто Он сначала не имел или не рождал этих качеств, а потом родил их, и Христос называется Сыном не потому, что Он родился во времени, как это бывает у людей, но потому, что «Сын не Сам от Себя, но от Отца имеет бытие».[795] Для обозначения вечности Сына св. Дионисий употребляет другие подобия, называя Отца светом и солнцем, а Сына — сиянием и лучом. «Как сияние вечного Света, Сын и Сам вечен. Если свет существует всегда, то очевидно, что всегда существует и сияние. О существовании самого света мы заключаем по тому, что существует сияние; и свет не может не быть светящим. Если есть солнце, то есть и луч, есть и день; если нет ничего подобного, то трудно сказать, что есть и солнце. Поэтому, если бы солнце было вечно, то и день не прекращался бы. Теперь этого нет; с появлением солнца начинается день, и с прекращением его света оканчивается. Бог же есть вечный свет, не начинался и никогда не прекратится. Следовательно, передНим и с Ним находится вечное сияние, безначальное, всегда рождающееся и проявляющее Его. Это сияние и есть Премудрость, Которая говорит:
Мы рассмотрели почти все сохранившиеся до нашего времени изречения св. Дионисия, где он говорит о Святой Троице. Без сомнения, изречения эти далеко не исчерпывают всего содержания книг «Обличения и оправдания».[797] Однако и то, что сохранилось до нашего времени, достаточно ясно показывает, что Римский епископ, получив книги «Обличения и оправдания», мог убедиться в православии св. Дионисия Александрийского и в несправедливости обвинений против него. Доказательством того, что апология св. Дионисия была принята в Риме благосклонно и рассеяла всякие сомнения относительно православия Александрийского епископа, служит тот высокий авторитет, которым св. Дионисий пользовался в Церкви до конца своей жизни и после своей
