— Если бы я предсказал существование таких частиц, — заявил в интервью корреспонденту «Монд» крупнейший физик Франции Эмиль Рантье, — то меня немедленно объявили бы сумасшедшим.
— А что вы можете сказать сегодня?
— Рискну высказать безумную мысль, что космориты суть клетки грандиозного мозга, переселившегося на Землю из глубин Вселенной.
— Колоссально! — воскликнул репортер. — Но ведь для деятельности любого мозга нужна энергия. Какую же энергию, по вашему мнению, он поглощает?
Ученый заколебался.
— Вы, конечно, не удержитесь и напечатаете все, что я скажу. И в результате меня сочтут-таки сумасшедшим…
— Мэтр, люди жаждут сенсаций… — взмолился репортер. — Редактор никогда не простит мне, если… Да и вы все равно не удержитесь, так зачем зря томиться? Наша газета — солидное издание!
— Ну, хорошо, уговорили, — улыбнулся Рантье. — Так вот, космориты поглощают наши отрицательные эмоции.
— Это что же… космическая экспансия, война миров?
— Вряд ли… Скорее симбиоз. Вспомните классический пример: рак-отшельник и актиния.
— Мы в роли рака-отшельника? Вот уж поистине сенсация века! — вскричал корреспондент. — Конец отрицательным эмоциям, это ведь хорошо, правда? Для меня ваше открытие — счастливая находка! Спасибо, профессор…
— Хорошо или плохо? — пробормотал Рантье, глядя вслед убегавшему репортеру. — Вот уж не знаю… Сейчас все счастливы, каждый по-своему. Но счастливо ли человечество?
Просто женщина
— Она может несколько дней быть ласковой, отзывчивой, мгновенно улавливать малейшие нюансы моего настроения. Но вдруг без видимой причины срыв. И ее не узнать. Становится недоверчивой и раздражительной. Может наговорить колкостей, спровоцировать ссору. Потом столь же внезапный поворот к идиллии, словно ничего не произошло. А спустя неделю снова все идет прахом.
— Картина ясна, — кивнул квазипсихолог Смурш.
— Что же мне делать?
Смурш колебался.
— Ладно, скажу… — произнес он, решившись. — Знай, что это непоправимо. Ваши нелады будут только усугубляться. Если бы я мог помочь внушением или таблетками… Но, увы, здесь не тот случай. Словом, остается одно…
— Что именно? Договаривай! — поторопил Эрл.
— Расстанься с ней, и как можно скорее!
— Но я не представляю себя без Карины…
— Можно подумать, что три года назад, когда ее не было, мир для тебя не существовал! Брось, Эрл. Я знаю веселого, компанейского парня, всеобщего любимца, отчаянного космолетчика. Ты его тоже знаешь, потому что он это и есть ты.
— Эх, Смурш! После катастрофы над Зевом Льва, когда я превратился в сгусток органики, из которого уже здесь, на Земле, буквально по молекуле слепили мое подобие, от озорного парня, этакого вселенского каскадера, покорявшего женщин с третьей космической скоростью, ничего не осталось. Я лишь призрак, заключенный в материальные формы.
— Допустим. Но и это произошло не три года назад, а годом раньше, — уточнил Смурш. — И ты продолжал жить, и, в общем, совсем не плохо. Согласен, дорога к звездам для тебя закрыта, впрочем, как и для подавляющего большинства людей. Ты перестал быть космолетчиком, но остался человеком.
— Знаешь, как больно терять звезды? Я не мог смириться с тем, что отныне Возничий, Дева, Скорпион, Змееносец — созвездия, олицетворявшие для меня сам смысл жизни, — стали всего лишь эпитафией на моей несостоявшейся могиле. Жить стало незачем. И тогда нахлынуло одиночество… Представляешь ли ты, что это такое? — Эрл зябко поежился.
— Я был бы плохим квазипсихологом…
— Нет, ты все равно не можешь этого представить! — перебил Эрл. — В автономном полете, отторгнутый от Земли кривизной пространства-времени, я не испытывал одиночества, потому что сознавал свою нужность. Чрезвычайную, исключительную нужность. Это был подвиг. А тот, кто совершает подвиг даже в одиночку, не одинок. Здесь же я почувствовал, что никому не нужен.
— Не говори так! — запротестовал Смурш. — Твое имя внесено в Почетный список, учителя рассказывают детям о твоих открытиях. Тобой гордятся. Ты часть истории человечества.
— Вот-вот! Меня превратили в мумию. Но мумиям место в музеях, за толстыми пыльными стеклами саркофагов. А я все-таки живой человек. Почему, продолжая жить среди людей, я изолирован от них вакуумом почтения, с каким относятся к древним реликвиям? Кому понадобилось оживлять погибшего космолетчика, если мертвый он нужнее, чем живой? Зачем? Чтобы потом мумифицировать заживо? Тогда я пришел к тебе и так же спросил: «Что делать, Смурш?»
Голос квазипсихолога дрогнул:
— И не кто другой, как я, ввел в твою жизнь Карину. Но она оказалась даром данайцев. Клянусь, я не предвидел последствий. Наверное, из меня так и не вышел настоящий квазипсихолог…
Теперь запротестовал Эрл:
— Ты не виноват ни в чем. Мне было очень хорошо с ней. Она заполнила черную дыру в моей душе, заставила забыть о звездах. Я сказал себе: вот твоя вселенная, мир отринул тебя, так построй свой собственный псевдомир. И плевать, что он иллюзорен, зато в нем есть для кого жить! Я был счастлив, Смурш!..
— Но что же произошло?
— Странный вопрос для квазипсихолога!
— Постой, я сам попробую на него ответить… Тебе не удалось удержаться на орбите псевдомира. Ты, не признаваясь самому себе, нуждался в мире настоящем, в людях, в общении с ними. И все чаще уходил в этот мир.
— Вероятно, ты прав… — задумчиво сказал Эрл.
— А Карине это не нравилось, она понимала, что теряет тебя. Но своим поведением только торопила развязку.
— Как же мне поступить, Смурш?
— Я уже сказал: расстаться с нею, чем скорее, тем лучше. Ты взорвал свой псевдомир. И кто знает, может быть, тебе еще удастся возвратиться к звездам…
— Пойми, Карина, другого выхода нет. Нам нужно забыть друг друга.
— Я не забуду.
— Забудешь! — с поразившим его самого мстительным чувством закричал Эрл. — Ведь я у тебя не первый. А тех, кто был до меня, ты забыла. И меня тоже забудешь!
— Не забуду, — упрямо повторила Карина.
— Вы передумали? — изумленно воскликнул доктор Тьюнинг. — Вообще говоря, это противоречит правилам, но для вас мы согласны сделать исключение. Однако должен предупредить: она уже подверглась амнезии. Дело в том, что обременять ее память всем этим… — он замялся, — всей этой излишней информацией было бы нецелесообразно.
— А ее характер, черты личности?..
— Нет, нет, не беспокойтесь. Она та же, что и три года назад, когда впервые переступила порог