подобными примерами мы сталкиваемся постоянно.
В сущности, с тех пор ситуация ухудшилась. Если мой отец видел в магазине плачущего ребенка, он, не задумываясь, подходил к нему и пытался помочь, даже брал ребенка за руку, чтобы утешить его. Сегодня люди сторонятся незнакомых детей — боясь, что их примут за похитителей или растлителей! Но разве трудно хотя бы последить за ребенком со стороны и сообщить о нем служащему магазина или охраннику? Если вспомнить о том, чем рискует малыш, разве можно пройти мимо — оправдывая себя тем, что вы не хотите показаться навязчивым и недоброжелательным? Разве вы хотите, чтобы и с вашим ребенком обошлись точно так же?
Питер Бэнкс, бывший полицейский и следователь, выражает эту мысль короче: «При вмешательстве с благими намерениями не может быть ошибок». Нынешнее общество характеризуется более высоким уровнем насилия: в спорах ножи и огнестрельное оружие пришли на смену кулакам. Когда мы слышим плач ребенка за дверью соседней квартиры или даже замечаем у ребенка и его матери подозрительные синяки, то догадываемся: в доме царит отнюдь не мирная атмосфера. Некоторые говорят, что вмешательство противно человеческой натуре, — это просто инстинкт самосохранения: вдруг мужчина, живущий в соседней квартире, обратит свой гнев на меня? Но человеческой натуре должно быть прежде всего присуще стремление защищать себе подобных — особенно тех, кто не в состоянии защититься самостоятельно. Питер Бэнкс однажды рассказал историю, случившуюся еще в те времена, когда он работал в полиции округа Колумбия. Он случайно услышал, как однажды ночью дежурный, отвечая на звонок, раздраженно произнес в трубку: «Ну и зачем вы нам звоните? Что мы, по-вашему, должны сделать?»
Бэнкс решил вмешаться и узнал, что звонила женщина, сообщая о подозрительном инциденте, произошедшем неделю назад. Однажды поздно ночью, когда семилетнему ребенку полагалось бы спать, эта женщина услышала, как в соседней квартире плачет и громко стонет маленькая девочка. Женщина встревожилась. Но девочка жила с бабушкой, соседка не хотела навлекать на них неприятности и потому не позвонила в полицию.
Но даже спустя несколько дней женщину продолжала мучить совесть — что, если по соседству случилось что-то плохое, а она не сумела помочь ребенку? И она позвонила в полицию. Полиция побывала в этой соседней квартире, не обнаружив ничего подозрительного. Разговор, который услышал Бэнкс, был еще одним звонком той же женщины о том же инциденте. Она знала, что полиция не нашла никаких поводов для подозрения, и все-таки беспокоилась за девочку. Бэнкс поначалу не поверил собственным ушам: неужели соседка встревожилась всерьез, а полиция пыталась охладить ее пыл? Он отправил полицейских провести расследование, и вскоре у него появились причины порадоваться своей настойчивости. Выяснилось, что девочка была нежеланным ребенком. Младенческие годы она провела в больнице, затем была переведена в приют, а потом стала жить с бабушкой с материнской стороны, которая плохо обращалась с ней. Девочку вернули в приют и, наконец, отдали под опеку бабушки со стороны отца — с ней девочка и жила в то время, как встревоженная соседка позвонила в полицию. Эта бабушка крутилась на двух работах, трудилась день и ночь, чтобы свести концы с концами. В ту ночь, когда соседка услышала детский плач, бабушка вернулась с работы в полночь и обнаружила записку от учителя внучки, в которой говорилось, что девочка не приготовила домашнее задание. Совершенно измотанная, от усталости ничего не соображающая женщина избила внучку скакалкой. Когда офицер полиции осмотрел тело ребенка, обнаружились красные рубцы и лиловые синяки у нее на спине, ягодицах и ногах, указывающие, что избиение было не единственным.
Почему же полицейские во время первого расследования ничего не обнаружили? Прежде всего, вероятно, они не очень-то и старались. Во-вторых, как бы ни страшило девочку наказание, она могла предпочесть его другим вариантам. Этот ребенок так часто кочевал по чужим домам, что с трудом припоминал имена всех опекунов. И вот девочка наконец-то оказалась с родственницей, которая охотно приняла ее, и потому не собиралась сообщать полиции ни о чем — иначе ее разлучили бы с бабушкой. Она хотела остаться с бабушкой, а бабушка делала все возможное, чтобы девочка жила с ней. Разве она плохой человек? Из тех, которые наслаждаются, причиняя детям боль? Конечно нет. Она работала по шестнадцать часов в сутки и в основном наказала девочку от усталости и раздражения. Она не знала других способов справиться с ситуацией. Благодаря вмешательству полиции с девочкой стали заниматься дополнительно, в школе у нее больше не возникало проблем, а бабушке оказали помощь, чтобы атмосфера в ее доме улучшилась, а между ней и внучкой возникли более здоровые отношения. Вмешательство и совет поступили вовремя. Но этого никогда бы не произошло, если бы соседка не настояла на приезде полиции, хотя внешне ситуация выглядела вполне нормальной. Если бы не соседка, ребенок пополнил бы неблагополучную статистику и, несомненно, оказался бы неподготовленным к взрослой жизни. Как говорит Питер Бэнкс, из этого случая следует извлечь один урок: не успокаивайтесь. Если какие-нибудь события настораживают вас, продолжайте сообщать о них в полицию — или звоните в другие организации, пока не убедитесь, что ребенку помогли. А если вы не уверены в правильности своих действий, вспомните о Валери Смелсер, которую истязала, а потом убила ее родная мать, Ванда, при содействии приятеля.
Или же вспомните о другой девочке — настолько талантливой, что раскрыться ее дарованиям не помешало даже то, что мать ее была бездомной женщиной и на протяжении всей беременности употребляла кокаин. История маленькой Элизы Изкиердо — трагедия крайностей: любви и опеки заботливого умирающего отца, смешанной с периодами грубых, омерзительных издевательств дефективной матери и ее злобного Мужа.
Когда Элиза родилась в феврале 1989 года в больнице Вудхалл в Нью-Йорке, тамошние социальные работники сообщили в администрацию обеспечения детей о появлении ребенка с признаками наркомании.
Отцу девочки, повару из приюта для бездомных, где время от времени жила мать Элизы, было немедленно предоставлено опекунство. Несмотря на то что Густаво Изкиердо до этого момента не планировал становиться отцом, он смирился с этой ролью и чрезвычайно серьезно отнесся к своим обязанностям. Он записался на курсы подготовки для родителей при Христианской ассоциации молодых женщин и отдал Элизу в детский сад Монтессори, когда ей исполнился год. Каждый день он причесывал дочь, отутюживал ее платьица и даже арендовал банкетный зал, чтобы отпраздновать ее крещение. Но Изкиердо был болен раком, и вскоре ему стало трудно платить за обучение девочки. Элиза оказалась такой талантливой, что учителя представили ее греческому принцу Михаилу, покровителю школы. Смышленая, жизнерадостная и миловидная девочка настолько очаровала его, что он пообещал платить за обучение Элизы в бруклинской школе вплоть до окончания учебы.
Но вдобавок к светлой, радостной стороне жизни у Элизы появилась и другая, мрачная сторона. Ее мать, которая уже вышла замуж и обзавелась другими детьми от своего мужа, ремонтного рабочего Карлоса Лопеса, боролась за право навещать дочь и выиграла эту борьбу. В 1990 году социальные работники, установившие надзор за Авильдой Лопес, признали, что ее жизнь коренным образом изменилась: она перестала употреблять наркотики, в семье появился надежный кормилец. Супругам Лопес предложили пройти анализ на наркотики. На следующий год Элиза начала безнадзорные встречи с матерью.
С этого момента взрослые, заинтересованные в судьбе Элизы, постепенно начали тревожиться, замечая подозрительные сигналы: девочка жаловалась взрослым в школе, что мать бьет ее и запирает в чулане; отец рассказывал соседу, что по ночам Элизе снятся кошмары и наблюдается непроизвольное мочеиспускание; порезы и ссадины в области вагины девочки заставили его заподозрить, что она подвергалась сексуальному насилию. Наставница Элизы в школе Монтессори сообщила в журнал «Тайм» о том, что она известила Бруклинское бюро службы общественности и позвонила по «горячему телефону», изложив свои подозрения. Отец Элизы подал прошение в суд по семейным делам, убеждая лишить ее мать права видеться с девочкой. К 1993 году Густаво Изкиердо купил билеты на самолет, собираясь отправиться на свою родину, на Кубу, — возможно, в отчаянной попытке увезти дочь от тех, кто, как он подозревал, причиняет ей вред. Но болезнь опередила его. Изкиердо умер в мае 1993 года.
После смерти Изкиердо мать Элизы подала документы на постоянную опеку над девочкой и получила ее. Двоюродная сестра Изкиердо, Эльза Канизарес, наряду с учителями и руководством школы Монтессори — даже вместе с принцем Михаилом — пытались бороться, но у матери Элизы оказались влиятельные союзники. Администрация по обеспечению детей порекомендовала поручить ей опеку, утверждая, что уже год следит за этой семьей. Адвокат Лопесов из Общества юридической помощи подтвердил слова своих коллег о том, что они посетили дом и сочли, что Элизе и ее братьям и сестрам будет лучше жить всем
