прочь, все как будто стиралось из памяти, оставляя лишь туманные образы приятного прошлого. И начиналось вот это.
Но пугало его другое. В его голове стали появляться некоторые вещи, о которых он никогда в своей жизни не слышал. Какая-то интервенция в разум того, о чем он не имел ни малейшего представления. «Что же меня ждет впереди?» — Карл бросил взгляд на желтую папку, принесенную доктором Кохом. — «Может быть, здесь кроется разгадка?»
Часть II
Глава 4
На протяжении двух дней Карл раз за разом перечитывал свое личное дело, выучив его практически наизусть. Знакомиться с «самим собой» при помощи досье оказалось довольно забавным делом. И хотя из сухих формулировок стандартных форм трудно было вылепить образ живого человека, тем не менее, ему это почти удалось. В голову даже начали приходить догадки о том, почему все так случилось.
Определенно можно было сказать одно: этому человеку трудно было бы принять будущее, уготованное для него и его страны. И дело тут даже не в количестве положительных характеристик, из которых досье в общем-то состояло, а из того, как они были написаны. Чувство веры и фанатизма просматривалось в каждом слове, в каждой букве написанного.
Вместе с личным делом в папке находился доклад Карла Маера с красноречивым названием: «Ганз Горбигер — человек, открывший миру правду»[10]. Неизвестно, каким «научным светилам» его собирались зачитывать, но однозначно, чтобы его понять, они должны были быть сумасшедшими не менее самого автора.
Закрыв доклад, он перелистнул личное дело на первую страницу. В левом верхнем углу была приклеена фотография Карла Маера в парадной форме с новенькими оберлейтенантскими погонами. С нее тот как-то холодно и надменно смотрел на нового «постояльца» своего тела, который, по-видимому, ему не особо нравился. — «Я от тебя, кстати сказать, тоже не в восторге».
Быстро пролистав несколько страниц, он в очередной раз отыскал то место, где упоминалось о «подвигах» в составе II воздушного флота группы армии «Центр».
— «Да, герой, нечего сказать», — подумал он, всматриваясь в самодовольное лицо на снимке. — «Прямо лез в самое пекло».
Отложив фотографию, Карл пролистал личное дело дальше, где шли в основном поощрительные характеристики, перечитывать которые попросту не было никакого желания.
— Ну что, здесь доживает последние дни наш ас? — в палату без стука ввалился широкоплечий крепыш. Весь его вид излучал добродушие и бесшабашность. Копна взъерошенных волос торчала из-под надвинутой на затылок фуражки. А на широком лице с выступающими желваками играла довольная улыбка. Судя по манерам и голосу, это был никто иной, как Хельмут. — Привет, как поживаешь?
— Привет.
— Надеюсь, ты меня узнал, а то потом забавно будет, если после нашего разговора не поймешь, с кем болтал.
— При всем желании тебя трудно выдворить из памяти, как ни старайся.
— Постой, это как получается? Значит, ты все помнишь? А мне сказали, что после аварии у тебя в голове полный провал. — Улыбка как-то незаметно превратилась в легкое недоумение. — И все, что произошло при встрече с оберстом и ребятами, ты просто выдумал? — Лицо Хельмута приняло непонятное выражение. Оно напоминало какую-то выжидательную паузу, после которой он должен был либо гневно начать ругаться, либо посмеяться от всей души над этой историей.
— Почему же? Нет, — Карл начал в сотый раз рассказывать знакомую до боли историю, — все чистая правда. Просто тот «полный провал», как ты его называешь, у меня начался не после аварии, а после разрыва снаряда. Так что всю твою ободряющую болтовню я хорошо помню.
— Да? — Хельмут смущенно улыбнулся. По-видимому, он изрядно поволновался за этого засранца Карла Маера, потому что из-за сомнений в правдивости его болезни стал выглядеть слегка растерянно.
Карл вновь почувствовал на себе чужую опеку. И хотя со стопроцентной уверенностью можно было
