— Борт полста семь. Полоса свободна. Можете заходить на посадку.
Fi-156, сделав еще один круг, стал выходить на прямую. Плавно снижаясь, он вскоре мягко соприкоснулся с землей и, идеально пройдя по ВПП, свернул на рулежку, медленно приближаясь к своему штатному месту стоянки.
— Спасибо тебе, Карл, — произнес Клаус, чмокнув того в темечко, когда завизжавшие тормоза возвестили об окончании полета.
— За что?
— За то, что мы не повторили подвиг этого «акробата», — указав на тягач, волочащий со взлетки останки самолета с бортовым номером «03», произнес он. — По статистике британских королевских ВВС, из четырнадцати тысяч пилотов, погибших в Первой мировой войне, семь тысяч погибло в результате тренировочных полетов.
— Да иди ты к черту вместе со своими королевскими ВВС! Я и без тебя места себе не нахожу.
Подоспевшие техники быстро вставили колодки под колеса и, открыв дверь фонаря, помогли Карлу выбраться наружу. Спрыгнув на землю, он, к удивлению для себя, увидел приближающегося Хельмута, который в этот момент должен был находиться где-то в районе кухни.
— Спасибо, что сберег для нас Клауса.
— Не за что, — без всякого интереса отреагировал на шутку Карл, догадываясь о том, что последует дальше.
— А ты знаешь, что по статистике.
— Знаю.
Из кабины с диким хохотом в высокую, некошеную траву вывалился Клаус, изо всех сил превозмогая приступ истерического смеха.
— А чего вы все ржете, — недоуменно обвел их взглядом Хельмут. — Ведь я еще не успел пошутить?
— Твое появление это уже само по себе хорошая шутка. К тому же, ты слегка опоздал. Я уже успел вкратце обрисовать ту познавательную лекцию о «доблестной» истории британских ВВС, которую нам вчера прочел Шеф, когда этот умник давил в бунгало подушку, говоря всем, что «грызет гранит науки».
Отвечая Хельмуту, Клаус продолжал лежать на спине в густых зарослях, так что из травы торчала лишь голова. Одновременно с еще не прошедшим приступом смеха он пытался расстегнуть карабины подвесной системы. Но у него это никак не выходило, что, судя по ритму методично содрогающейся головы, веселило его еще больше.
— Вот так всегда, все самое вкусное мимо меня проходит.
— Поэтому Шеф и ставит тебя чаще других на кухню, чтоб не похудел. Кстати, что там сегодня на обед? Опять подгоревшая каша?
— Если доживешь — сам узнаешь.
Клаус наконец одолел подвеску и теперь, поднявшись на ноги, последовал за Карлом и Хельмутом.
— Куда вы так гоните? Меня подождите.
Давая возможность себя догнать, они остановились на пару секунд, после чего продолжили путь к вышке.
— А что, вы попали под грозовой фронт? Или у вас в кабине установили калорифер? — Хельмут брезгливо вытер с лица Карла очередную струйку пота, выкатившуюся из-под гермошлема.
— Нет, Филин, как всегда, в своем репертуаре. Это у него от трепетного восторга.
— А чего вы меня все Филином зовете? — Карл резко дернулся, пытаясь огреть обидчика дружеской оплеухой, но Клаус вывернулся, и удар пришелся в мягкую подушку парашюта.
— Все дело в том, — обнял друга Хельмут, — что когда ты за штурвалом, то, к счастью, не видишь свои зрачки. Они у тебя в этот момент становятся, как тарелки наших полутораметровых прожекторов. Такие же большие и яркие.
На этот раз пинок достиг цели, несмотря на то, что в ловкости Хельмут ничуть не уступал Клаусу.
— Идите вы оба.
С летней ремонтной площадки возле третьего ангара, чаще используемой как плац для построений, послышалось «Вольно, разойдись», и все трое обернулись на звук голоса. После команды строй превратился в бесформенную людскую массу, а в сторону мерседеса образца 38-го года проследовало два офицера в черных кожаных плащах.
— А это еще что за делегация? — пристально вглядываясь, спросил Клаус.
— Будущее начальство Карла, если летать не научится. — Съязвил Хельмут, на ходу срывая травинку и засовывая ее себе в рот. — Некто майор фон Карнатски. Приезжал с агитационной миссией. Искал верных рейху арийцев с незапятнанной репутацией и чистой совестью. Для набора в свой штурмовой штаффель.
Глядя на Хельмута, Карлу было трудно понять, шутит тот или говорит серьезно.
— И что, много идиотов нашлось? — сразу понял, о чем речь, Клаус.
— Ну, раз уезжают одни — думаю не очень. Хотя если бы они увидели, как Карл браво воюет с облаками, то, несомненно, нашли бы общий язык.
— А что ему надо, этому фон Карнатски? — как всегда, не понимая о чем речь, переспросил Карл.
— Он уже полгода здесь колесит. — Хельмут приблизился к Карлу, продолжая медленно обгрызать соломинку. Его веселье вдруг куда-то улетучилось. — Смертников ищет.
— То есть?
— Слышал про японских камикадзе?
— Ну, кто же про них не слышал.
— Вот он тоже где-то услышал. А теперь ищет где[28].
— Ладно тебе стращать нас, — Клаус в очередной раз попытался поудобней перехватить вечно сползающие лямки подвесной системы парашюта. — Если бы ему повезло, и он приехал после обеда, то из- за твоей стряпни половина полка в добровольцы бы записалась.
— Не шути с огнем, краснокожий, — говоря с акцентом американского «колхозника» из дешевого вестерна, Хельмут поднес руку к кобуре. — И парашют тебя не спасет.
Последний незамедлительно полетел в его сторону, но Хельмут увернулся, от чего метательное оружие Клауса с диким звоном карабинов приземлилось на землю где-то далеко в стороне. А псевдоковбой с бешеным улюлюканьем понесся за быстро удаляющимся псевдокраснокожим.
— Я это сам не понесу, — прокричал им вслед Карл, на ходу вскидывая парашют на свободное плечо. — Дети великовозрастные.
Промозглый ветер гонял по перрону одинокий кленовый лист. Осень уже давно правила только номинально, по календарю, отдав инициативу ранней зиме с первыми заморозками и мелкими песчинками колючего снега, которые, как не отворачивайся, все равно летят в лицо, больно царапая кожу.
Глубже кутаясь в меховой лисий воротник, девушка с прямыми русыми волосами еще раз посмотрела в даль, куда очень скоро поезд должен умчать человека, который на этом этапе жизни был для нее всем.
Ее звали Арина. Под стать имени была и внешность. Ее нельзя было назвать красавицей. Но на нее хотелось смотреть, не отводя глаз: cлегка вытянутое волевое и энергичное лицо, нос с едва заметной маленькой горбинкой; умные стремительные глаза, как магниты, притягивающие к себе внимание. Ей было всего двадцать пять. Но, несмотря на молодой возраст, она была одной из ярых активистов Санкт-
