говоря о высшем, ничего не оставалось делать, как «встать в круг» и громко молить о помощи. Тогда появлялся шанс, что его кто-то услышит, придя на подмогу. Карл так и поступил.
— Хельмут, Хельмут! Где ты, Хельмут? Ну где же ты, когда нужен?
С перепугу он так мастерски водил своих преследователей по горизонтальной амплитуде, что ведущий по нему огонь самолет никак не мог ровно зайти в хвост, чтобы меткой очередью отправить экстренным рейсом на землю. Вместо этого тот бессмысленно расстреливал пространство позади него, попусту расходуя свой боекомплект. Заметив это, Карл нервно заулыбался. Но улыбка его больше походила на гримасу буйно помешанного, нежели то, чем должна была быть по определению. Впрочем, на душе у него сейчас творилось именно то, что выражала мимика лица.
Безумно вращая головой на все 360 градусов, он умудрялся смотреть сразу во все стороны, моментально оценивая обстановку и принимая нужное решение. В очередной раз оглянувшись, он заметил, что единственный из трех самолетов, который вел по нему огонь, стрелял уже не из восьми пулеметов, а только из четырех. Это был хороший знак. — «Значит у него боеприпасы на исходе, и скоро их будет на одного меньше».
Словно в подтверждение его слов, самолет прекратил огонь и под довольные возгласы Карла, вышел из преследования. Но радость длилась недолго. Место выбывшего тут же занял следующий самолет, пилот которого оказался намного опытнее своего «торопливого» коллеги. Быстро сократив дистанцию до сотни метров, он совершил несколько пристрелочных выстрелов, после чего открыл огонь из всего имеющегося оружия.
Пули с пугающей регулярностью стали колотить по хвостовой части фюзеляжа, медленно подбираясь к бензобаку. Только от одной этой мысли Карла опять бросило в жар, и чтобы хоть как-то успокоиться, он вновь, как молитву начал бубнить под нос заученные фразы, бессмысленно повторяя: «Паника — самый большой враг пилота в бою. Паника — самый большой враг пилота в бою…»
— Правильные слова говоришь, Маер, — из ниоткуда отчетливо послышался голос в эфире. — А я-то думал, ты ничего не усвоил.
Карл, моментально узнав голос майора Бренеке, понял что «ЭТО» самое прекрасное, что когда-либо слышал в жизни. В следующий момент в бешеной лобовой атаке на неприятеля обрушился Шеф, длинной очередью поразив массивный двигатель «Тандерболта». От точного попадания в машине тут же заклинило винт, а из-под кожуха потянулся шлейф черного дыма.
Переполняемый эмоциями и не в силах сдержать слез радости, Карл внимательно наблюдал за только что нокаутированным самолетом, который, неумолимо снижаясь, стал медленно приближаться к земле. Вскоре из откинувшегося фонаря вывалился пилот, и на синем фоне водной глади раскрылся белоснежный купол его парашюта.
Обернувшись назад, Карл посмотрел на последнего преследователя, который, судя по развороту куда-то в сторону, совершенно не стремился его атаковать.
— «Сейчас Шеф вернется, и ты отправишься следом за своим друганом», — миролюбие Карла уже давно куда-то улетучилось, поставив на первый план инстинкт самосохранения, безраздельно властвовавший в его голове.
Больше не ожидая угрозы, он развернул самолет в сторону побережья, до которого было не больше пяти километров и, изменив тангаж, стал медленно набирать скорость.
— Третий вызывает четвертого. Где ты?
— Я здесь, — тут же откликнулся Карл.
— Где здесь?
— Да черт его знает, — он огляделся по сторонам, чтобы отыскать ориентиры, — километра два севернее маяка.
— Я тебя вижу. Можешь поздравить — я на свой счет записал еще один самолет.
— Поздравля…
Шквальный огонь не дал больше сказать ни слова. Тот самый, П-47, который Карл перестал брать в расчет, подобрался почти вплотную, и теперь целые тучи пуль пятидесятого калибра в упор рвали его самолет на части.
Очень скоро пилот преследующего самолета стал перемещать огонь с кормы на нос, и пули, барабаня по переборкам, стали пробивать стекло фонаря. Несколько осколков угодило в бронированную спинку кресла, заставив Карла зажмурить глаза в ожидании неизбежного. Но обстрел так же неожиданно прекратился, как и начался. Только где-то справа послышался рокот мощного двигателя «Тандерболта», уходящего куда-то в сторону.
Открыв глаза, Карл понял, что все еще жив. Ни одна из пуль его не задела. Только из левого плеча торчал небольшой осколок стекла, врезавшийся как раз в то самое место, где был старый шрам. Рана почему-то не болела. Лишь в голове слышался какой— то странный, все нарастающий гул.
Осмотрев кабину, он с ужасом заметил, что в фонаре не осталось ни одного целого стекла, а из всех приборов панели управления работали только часы да сигнальная лампочка перегрева двигателя. Хуже дело обстояло с самим самолетом. Весь фюзеляж был пронизан пулевыми отверстиями. На правом крыле был оторван элерон, а двигатель, издавая дикий скрежет, дымил изо всех щелей.
— Четвертый, четвертый. Карл, ты жив? Что с тобой? — заглушая всех, прокричал Хельмут.
— Меня только что кто-то записал на свой счет.
— Держись, я им сейчас займусь.
Где-то вверху прострекотал двигатель мессершмидта, и Карл, порыскав взглядом, быстро нашел своего недавнего преследователя. Медленно разворачиваясь, тот шел на второй заход.
— «В следующий раз он уж точно не промахнется. Пора отсюда валить…»
Резко потянув на себя чеку, он задействовал механизм экстренной эвакуации. Замки разжались и, сорвавшись с места, остатки верхней части фонаря исчезли за кормой самолета.
Оглядевшись еще раз, он сорвал с лица кислородную маску и расстегнул замок привязных ремней, крепко вжимавших в кресло пилота. Оставалось сделать всего только одно движение, и весь этот ад останется далеко позади, но, казалось, сил уже нет. Как раз в этот момент под крылом самолета потянулись укрепления береговой линии.
Вдавив до упора левую педаль и потянув штурвал на себя, Карл выполнил свою последнюю бочку. Уже через несколько мгновений его тело само вывалилось из кабины, устремившись навстречу земле, а рука инстинктивно потянулась к спасительному кольцу… Но тут все краски мира слились воедино. Тишина поглотила все звуки, и только багрово-красный свет, который очень скоро сменился ослепительно белым, говорил о том, что все закончено.
— «Да — это конец».
Вместо эпилога
Уже который час он сидел перед монитором, пытаясь выдавить из себя хоть что-то — мысль явно не шла. Можно даже сказать, отсутствовала напрочь. Хотя нет, о чем-то он все-таки думал. Но это трудно было назвать мыслями. Скорее, «АНТИ-мыслями», которые сбивают все в кучу, не давая сконцентрироваться на главном.
— «Да, хорошо быть свободной птицей. Хочу — работаю, хочу — не работаю. Прямо страна великого Нехочухи. Одно свободное парение», — сделав потише музыку, он подошел к окну. С неба уже вторые сутки падала странная субстанция, которая у синоптиков обычно именуется мокрым снегом. — «Жаль только — все время вниз»
Типичный осенний питерский день, которых в его жизни было уже несколько тысяч, казался каким-то особенно невыносимым, а погода, словно зеркало, отражая, творившееся у него внутри, не давала стереть из памяти то, о чем следовало позабыть на веки вечные.
