— Я вступила в связь с мужчиной, считая, что он любит меня по-настоящему. Но я ему быстро наскучила, как в постели, так и во всех других отношениях. Его интерес ко мне остыл, и он предпочел более жизнерадостную и яркую Глорию…
— А! — Томас Айвор так резко повернулся к ней, что Эвелин вздрогнула от неожиданности. — Вы с Глорией оказались соперницами? — Он подошел к бару и достал из него бутылку виски.
— Нет. Я отказала Грегори, и Глория подобрала его.
— Налить немного? — спросил Айвор, доставая бокал для Эвелин.
— Я еще чувствую действие кофе, который пила за ужином, — отказалась она. — Не стоит искусственно возбуждать себя.
Томас Айвор поднес бокал ко рту, но, услышав ее слова, поставил его на подоконник.
— Пожалуй, вы правы. Естественное возбуждение предпочтительнее. Это дает значительно большее удовлетворение.
Он снял уже расстегнутый пиджак, со вздохом удовлетворения развязал черный шелковый галстук, сдернул его с шеи и швырнул на мягкий диван. Потом он слегка потянулся — высокий, широкоплечий, немного взлохмаченный, — и выжидательно посмотрел на хрупкую женщину, замершую в углу.
— Вам не трудно мне помочь? — Томас Айвор медленно подошел к Эвелин. — Воротничок такой тесный, а пуговицы такие маленькие, что мои неуклюжие пальцы не справляются.
Он стоял, терпеливо ожидая, нелепо растопырив пальцы, и Эвелин пришлось, после минутного колебания, подойти к нему и, поднявшись на цыпочки, выполнить не слишком деликатную просьбу. Он говорил правду, пуговицы были крошечными, ей тоже было неудобно их расстегивать; она уперлась рукой в его крепкую шею и так близко придвинулась к нему, что его особый, терпкий мужской запах вызвал у нее легкое головокружение.
Неожиданно Томас Айвор поднял руки и осторожно прикоснулся к ее прическе. Эвелин не успела сообразить, зачем он это делает, как сверкающая заколка была вынута из ее волос, и они мягкой волной рассыпались по ее плечам.
— Что вы делаете? — Эвелин попыталась подобрать волосы.
— Вы казались озабоченной, и я подумал, не болит ли у вас голова, — не смутившись, ответил он.
— Со мной все в порядке! — отшатнулась Эвелин, но он, схватив ее за руку, удержал на месте.
— Вы не доделали работу. — Он свободной рукой притронулся к болтающемуся воротничку. — Пожалуйста! — Он умоляюще, совсем по-детски посмотрел прямо в глаза Эвелин, и она увидела еле заметный огонек желания в его глазах. Он держал ее за руку, пока она расстегивала пуговицы, одну за другой, и в ней поднималась волна ответного желания.
— Вы ее узнаете? — спросил Томас Айвор, когда они наконец добрались до последней пуговицы, и рука Эвелин соскользнула в возбуждающе теплую ямочку на его мощной шее.
— Узнаю что? — не поняла Эвелин, опрометчиво притронувшись к его бешено бьющемуся пульсу.
— Мою рубашку… которую вы однажды ночью использовали, чтобы прикрыть ваше женское очарование, — промурлыкал Томас Айвор, вызывая у Эвелин трепет во всем теле при воспоминании о той ночи. — Я почувствовал, что мне очень приятно носить ту вещь, которая прикасалась к вашей нежной коже. И, если вас не затруднит, осчастливьте меня несколькими вашими легкими, как перышко, прикосновениями.
Его рубашка была теперь совсем расстегнута, обнажая мощную, мускулистую грудь, покрытую завитками темных волос. Он приложил ее трепещущую руку к своим плоским твердым соскам.
— Прикоснитесь ко мне, Эвелин, — почти простонал он, — делайте со мной, что хотите — дергайте за волосы, щиплите, кусайте, — все будет счастьем…
Его тело пылало жаром, Томас был готов вступить в любовную схватку. Он притянул руку Эвелин к низу своего живота, и она почувствовала необыкновенную ярость его мужской плоти. Эвелин казалось, что она впервые ощущает мужское тело, настолько сильным был всплеск ее собственных чувств — смесь желания и боязни, радости и сладкой боли, протеста и смирения с неизбежным… На минуту она испугалась, что он овладеет ею прямо здесь, прямо сейчас.
Эвелин осторожно погладила его грудь. Он вздрогнул и застонал. Этот хриплый стон совсем вывел ее из равновесия. Она сошла с ума! Неужели она готова уступить необузданной страсти этого мужчины?
— А если войдет Сандра? — прошептала она. Томас наклонился к ней с успокаивающей улыбкой, но она указала на дверь, ведущую в соседнюю комнату. — Мне лучше пойти в спальню.
— Ты права, так удобнее, — немедленно согласился он, накрыл ее руку своей и повел за собой. — Это — неуютная комната… — Его жаркое дыхание опаляло ее шею, он обнял Эвелин и прижал ее к обнаженной груди.
— Уже совсем ночь, — попыталась воспротивиться она.
— Да, для других — поздняя ночь, а для нас — самое начало… — Он зарылся лицом в пышное кружево ее волос, вдыхая нежный аромат женской кожи, слегка покусывая сначала хрупкую шею, потом кончик уха. — Я так давно мечтал об этом… быть с тобой… — Он плотно прижался к ней. — Мечтал о том, что мы будем делать, когда останемся наедине… Ты создана для меня… Я буду любить тебя, дышать твоим запахом, чувствовать нежность твоего тела…
Эвелин робко прислонилась к его плечу.
— Я не привыкла к таким отношениям, — стыдливо призналась она.
— Кто знает заранее, что будет? Надо пробовать. — Томас Айвор решительно открыл дверь в спальню и придержал ее ногой, пропуская вперед робкую Эвелин. — Дай мне возможность убедить тебя, что наша связь как раз то, что тебе необходимо. — Он обнял ее, поднял на руки и осторожно положил на середину огромной постели. Потом закрыл дверь и быстро сбросил с себя одежду.
Высокий, статный, обнаженный, он подошел к постели, где свернулась калачиком смущенная Эвелин.
— Посмотри на меня, дорогая, я весь твой! — Он смотрел на ее пылающее лицо, а она не могла отвести восхищенного взора от его горделивого фаллоса, выступающего из темной курчавой гривы волос между его мощными ногами.
— Вы… вы… — Эвелин облизала пересохшие губы.
— Хорошо вооружен? — лукаво улыбнулся Томас Айвор.
Несомненно, подумала Эвелин.
— Я хотела сказать, высокомерны, — поправилась она, скрывая за резкостью непрошеные слезы восторга при виде его великолепной наготы, открыто заявляющей о сексуальных достоинствах этого горделивого мужчины. — Может быть, немного подождем, поостынем?
Его улыбка стала сердитой.
— Боишься, что я буду грубым? Напрасно. Я дам тебе возможность найти себя, я знаю, как это делается… — Томас сел рядом с Эвелин на постель и начал ловко и нежно раздевать ее.
Когда он снимал с нее широкую юбку, из кармана, прятавшегося в складках, выпала припасенная ею шоколадка. И это послужило поводом для восхитительной игры.
Они, оба полностью обнаженные, кормили друг друга кусочками шоколада, смеялись и дурачились. И вот, когда Эвелин полностью расслабилась и забыла свой страх, Томас вдруг шутливо зарычал:
— Ты думаешь этим жалким кусочком утолить мой зверский голод? — И впился в ее смеющиеся, пахнущие шоколадом губы.
А потом он просто опрокинул Эвелин на спину, накрыл ее своим телом и решительно проник в глубину ее лона.
Все сомнения и опасения Эвелин исчезли, сметенные неистовой силой его страсти…
Но, добившись желаемого, он не рвался к завершению. Напротив, не отпуская ее, он уперся одной рукой в подушку, чуть освободив Эвелин от тяжести своего крупного тела, и начал целовать ее лицо, потом шею, потом грудь, добираясь до вожделенных сосочков. Эвелин стонала от наслаждения, ей хотелось исчезнуть, раствориться в его мощном теле. Она непроизвольно сама начала двигаться под ним, и тогда Томас Айвор осторожно и ненавязчиво присоединился к ритму ее движений, и они вместе устремились в нарастающий поток наслаждения…
