— Вероник, у тебя нет детей. А меня зовут Корто. Я муж Вероник и шеф службы безопасности на этом конгрессе. Много слышал о Вас, мадам Ковальская. Рад личному знакомству.
— Взаимно, — Лисс ответила на рукопожатие. Где-то я его видела? Ну, конечно! В гостинице, когда получала ключ. Он стоял возле гостевой службы в окружении жалобно повизгивающих подицепсов и что-то им терпеливо втолковывал. Я еще тогда подумала: странно, что шеф безопасности ходит, опираясь на массивную трость с набалдашником. Неужели делихоны настолько предпочитают опытность способности к активным действиям, что даже охрану делегатов представительной конференции доверяют офицеру, явно отслужившему свое?
Корто вежливо отодвинул ей стул. Вероник неласково покосилась на мужа. На Делихоне равенство полов. Доведенное, по мнению Лисс, до абсурда. И не имеющее под собой никакой биологической подоплеки: между делихонами мужского и женского пола физиологические и анатомические различия такие же, как между земными мужчинами и женщинами. Тем не менее, «гендерная справедливость», как ее гордо называют делихоны, — единственный принцип общественного устройства, за который жители этой планеты готовы драть горло до изнеможения во всех управляющих органах Конфедерации.
Но Лисс — гостья и ожидает соответствующих этикетных уступок. Студентам с Делихона она в колледже капает на мозги до тех пор, пока они не усваивают раз и навсегда: пропустить девушку в лифт, уступить место на спортивной трибуне, поднести тяжелый рюкзак — есть не грубое унижение ее достоинства, а нормальный человеческий акт, принятый в большинстве антропоморфных культур. Вероник Хетчлинг это понимать не обязана. Хорошо, что ее муж не такой упертый.
Уже на десятой минуте разговора Лисс пришла к двум поразительным выводам.
Во-первых, Вероник Хетчлинг в отсутствии мужа и та же самая Вероник, но в присутствии оного — это были две разные Вероник Хетчлинг. Последняя, безусловно, была гораздо менее опасна для общества и куда более женственна, чем ее непримужняя версия. Вероник даже совершала абсолютно прежде немыслимые для себя действия, как-то: подливала супругу вовремя чай. Когда Лисс, потянувшись за сахаром, неловко задела рукавом свой высокий стакан с кофе-латте и Корто неожиданно быстро его подхватил, мадам Хетчлинг воздержалась от комментария по поводу «хронической несостыкованности конечностей» и «безнадежно раскоординированных ручек-крючек». А уж глаза ее… Лисс даже дважды протерла очки, потому что поверить в то, что в глазах Вероник вместо обычной свирепости светятся внимание и забота, было выше слабых Лиссьих сил.
Во-вторых, в кои-то веки ее предвидение сбылось: муж Вероник оказался действительно «украшением праздничного стола». Большую часть времени он промолчал. Однако, когда Вероник чересчур заносило и даже сидевшие за другими столами начинали чувствовать себя неуютно в одном помещении с источником энергии, превосходящим самые смелые помыслы ситийцев, Корто твердо говорил «Ника, хватит», клал ладонь ей на запястье — и пылкий монолог о том, кому и за что следовало бы «пообрывать все жабры» и «монорецепторы повыковыривать», прерывался.
Максимальный вклад молчаливого делихона в беседу случился тогда, когда грозная Вероник, действительно напоминавшая богиню победы с распростертыми крыльями, начала клеймить все тех же аппанцев за негуманные виртуально-военные технологии. Корто пожал плечами и как само собой разумеющееся заметил:
— Ника, откуда им иметь представление о гуманизме, если они вообще практически не общаются с себе подобными в конфликтных ситуациях? Отгородившись от всего мира своими гениальными средствами связи, как ни парадоксально это звучит. Я имею в виду конфликтные ситуации такого рода, когда есть выбор — попробовать решить вопрос мирным путем либо врезать противнику кулаком между глаз, нашинковать его лазерным пистолетом на ровненькие кусочки или разрубить мечом от плеча до пояса.
Когда разрешение конфликта сводится к нажатию кнопочки «вкл/выкл» на коммуникаторе, то, извини, трудно ожидать понимания всей тяжести возможных последствий. И ощущения ценности того, что ты отнимаешь, вступая в вооруженное столкновение, — человеческой жизни. У которой, кстати сказать, нет клавиши «перезагрузка». Для аппанцев каждый их собеседник существует постольку, поскольку он различим на экране коммуникатора, и до тех пор, пока слышен его голос. Из-за своей нелюбви к передвижениям они ближайших родственников годами не видят, проживая в соседних поселках. Никаких жертв — в обоих смыслах этого слова: жертв, приносимых во имя кого-то или чего-то, и жертв как погибших, убитых на поле боя — они не знают. Средний аппанец не знает, — исправился Корто, поймав протестующий взгляд Лисс. — Откуда может быть представление о гуманизме у цивилизации, в принципе в нем не нуждающейся?
В баре стало совсем темно, только декоративные пьезокристаллики на столах светились крошечными голубыми, зелеными и малиновыми иголочками. Ощущение было как в глубоководном коралловом царстве. Казалось, что вот-вот мимо проплывет и заденет тебя хвостом слепая холодная рыба.
— Те аппанцы, кто не укладывается в общую схему, становятся хорошими военными, обычными военными, как на Земле или Делихоне. Со скорчерами и парализаторами. И без лишнего гуманизма. Не согласитесь? — Корто снял очки, но откинулся далеко к стене, так что лица его было совсем не видно. Тем не менее, Лисс догадалась, что он обращается к ней.
— Мне трудно сказать. Я никогда не конфликтовала с аппанцами. Медиевальные культуры их не интересуют. Их ребята в отрядах боевого прикрытия ничем не отличаются от наших, земных. В школе у меня они тоже не выделяются, разве что тем, что с самого начала твердо знают, чего хотят, в какой области будут специализироваться. Общаются со всеми нормально, в кучку не сбиваются, как сколопаксы.
— У тебя по-прежнему многонационально? — Вероник подключилась к беседе.
— Да куда ж они денутся? Все антропоморфные планеты Конфедерации, кроме Хортуланы, не к ночи она будь помянута. Даже птероантроп есть с Аккалабата. Бледный, как смерть, птеродактиль, — замогильным голосом произносит Лисс. Она соскучилась по своим и не прочь поговорить даже о «птеродактиле».
— Откуда он взялся? Ты же была категорически против? — заинтересовалась Вероник.
— Ааа, — Лисс устало махнула рукой. — Ты знаешь канцлера Дар-Эсиля? Он из тех, кому проще дать, чем объяснить, что не хочешь. Корто, простите меня за откровенность.
— Пожалуйста, не ограничивай себя в выражениях, — рассмеялась госпожа Хетчлинг. — Пусть знает, что я не одна такая. Так на каком основании он впарил тебе птеродактиля?
— Сослался на прецедент. Настрочил письмо в Звездный совет. А мне попросил написать свою жену, леди Хеллу. Речь идет об их старшеньком.
Мол, так и так, у мальчика не складываются отношения со сверстниками и с отцом и ни фига не получается фехтовать.
— Ни фига — это, как я понимаю, ты цитируешь леди Хеллу? — Вероник продолжала смеяться, и Лисс была рада, что смогла ее развеселить. Корто, не желая мешать беседе двух женщин, совсем влился в стену и думал о чем-то своем.
— Нет, аккалабатские деле куда куртуазнее присутствующих… меланохламисов. В общем, там запахло дуэмом. Я странным образом благоволю леди Хелле, и так семейные проблемы лорд-канцлера Аккалабата стали моими семейными проблемами.
— Странным образом благоволишь… — Вероник свела брови к переносице, словно пыталась что-то припомнить. — Погоди-ка. Как звали аккалабатского дара, с которым ты некоторое время училась в школе? Он еще сделал тебя уникальной за пределами Аккалабата специалисткой по вычесыванию во время альцедо. И послужил косвенной причиной того, что ты оказалась в университете под моим руководством. Ты ведь рассказывала…
Лисс откровенно поморщилась. Слоны помнят все.
— Хьелль Дар-Халем его звали! — радостно рявкнула Вероник. — Ну конечно, ты
— Ника, ты неделикатно себя ведешь, — на этот раз Корто положил руку ей на плечо. — Мадам Ковальская имеет проблемы с Аккалабатом, ты могла бы выслушать и дать совет.
— Тут ничего не посоветуешь, — досадливо вздохнула Лисс. — Белая крыса вида лорд-канцлер аккалабатский наследный втерлась в доверие к моей дочери и проникла в мой дом.
— О!
Мне удалось удивить Вероник Хетчлинг. Подам на Звезду Героя. Это круче, чем лобовой таран на дальней орбите.
