нужно расставить немедленно.
— У вас с Неро. Думаешь, я не вижу? Если ты еще его вычешешь, нам не удастся… как бы точнее выразиться? Развернуть его в сторону Холли. Он просто не будет воспринимать его как потенциального партнера. На твоем-то фоне, — мрачно усмехается Синт.
Вместо того чтобы взяться за ручку двери, Прайд упирается головой в притолоку.
— Синт, так нельзя, — тихо говорит он. — Неро сам должен выбрать. Иначе это будет… как изнасилование. Как ты и Элли.
— Меня никто не насиловал.
— Ты понимаешь, о чем я.
— Нет.
Синт стоит совсем близко, и Прайди чувствует, что от него пахнет духами. Чужой, возбуждающий запах.
— Ты можешь презирать меня, Прайд. Можешь ненавидеть. Но это случилось по доброй воле. Он предложил мне полетать и…
— Мы говорим не о тебе, а о Неро. И, находясь на Хортулане, как ты можешь быть уверен, что делаешь что-то по доброй воле? Не будь наивным, Синт.
— Я просто знаю, что сам этого захотел.
— Святая Лулулла! — прошептал Прайд. — Синт, что это?
— Гной. Воспаление перьевых гнезд. От здешнего пепла. Он забивается в поры, в малейшие трещинки на ости, а когда начинается линька и перья расшатываются в своих гнездах, то и туда. Начинается воспаление. У меня так было. Первые два альцедо на Хортулане. Обычную линьку после этого я мог бы переносить без анестезии. Потом Хорт придумал лекарство. Точнее, велел, и его ученые придумали. Я все-таки схожу за своим набором.
Прайд оглядывается на Синта, как будто видит его первый раз в жизни. Такое альцедо! Два раза, и без кого-нибудь рядом, кто может нормально позаботиться о тебе и твоих крыльях. Наверное, правду говорят, что дары Эсиля вытесаны из умбренского мрамора. Весь его бессильный гнев обращается на съежившегося в комок Холли.
— А ты? Ты что здесь делал? Ты куда смотрел? Я же велел тебе дать ему блутена и обезболить? А ты — что ты там делаешь в другом конце комнаты? Чего ты туда забился? Заразиться боишься? Ты хорошему ничему у нас научиться не можешь, куда тебе заразиться от него, бездарь!
— Я дал ему блутен, — Холли ответил еще в самом начале его гневной тирады, но Прайд не слышал. — Я дал ему блутен, — повторяет Холли громче. Голос у него четкий, но совершенно несчастный.
— Я дал ему блутен и обезболил. Для этого мне не нужно находиться рядом. Да он и не хочет, — Холли внезапно всхлипывает. — Он даже не дал мне дотронуться.
— Ты понимаешь, как ему сейчас больно?!! — Прайд орет, уже совершенно себя не контролируя.
— Ему не больно.
— Мне не больно, Прайди.
Прайд опускается на колени над маленьким телом, приподнимает прядь волос, закрывающую глаза.
— Правда?
— Да. У него это хорошо получается. Только…
Даже сквозь лихорадочный румянец видно, что на этот раз щеки Неро краснеют не от высокой температуры. Он неловко поворачивается на бок, хотя Прайди пытается его остановить, ухватывает обеими ладонями руку, держащую его волосы, прячет под ней глаза.
— Прайди… я не хочу, чтобы он меня трогал. Не знаю, почему. Очень противно.
— А он и не будет. Он больше не будет. Я же с тобой.
Прайди бормочет еще какую-то успокоительную чепуху, тем временем легонько проводя руками по крыльям. Неро действительно не чувствует боли. Даже когда Прайд, осмелев, запускает пальцы глубоко под перья, чтобы оценить серьезность проблемы, выражение лица мальчика не меняется. Ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок… точнее, с колченогой каракат… а вот лезвие меча, упершееся в основание шеи, нам сейчас очень не вовремя.
— Синт, ты сдурел?
— Прайд, отойди от него. Его вычешет Холли.
— Он не хочет.
— Холли! — от резкого голоса Синта мальчишка подпрыгивает на месте. — Сделай так, чтобы он захотел.
Холли шмыгает носом. Вид у него оскорбленный донельзя.
— Зачем это? Он сам сказал, что не хочет.
— Это нужно, чтобы создать между вами связь. Я же объяснял тебе про пары карун и дойе.
— Ааа, хорошо, — послушно соглашается Холли, и на лбу его появляются маленькие морщинки от старания.
Для фехтовальщика такого уровня, как Прайд Дар-Акила, меч, щекочущий основание шеи, составляет проблему, только если обладатель его полностью сосредоточен. Синту не стоило отвлекаться на разговор с Холли, совершенно не стоило. Зато Холли, который в это же мгновение забыл про Неро, и, как зачарованный, следит за капельками крови, разлетевшимися от клинка Прайди, за неистовым танцем сходящихся и расходящихся мечей, за двумя парами глаз, сосредоточенных и в то же время мечущих молнии, предстоит узнать много новых слов из родного языка его матери.
Прайд тоже успевает удивиться: он не думал, что выросший в тепличных условиях дома Эсилей Синт знает такие ругательства. И он не рассчитывал, что плевавший с высокой башни на все его предложения потренироваться лорд-канцлеровский сынок так хорош в бою. «Он не должен был выстоять против меня больше пяти минут», — думает Прайди, и тут же ему вспоминается бледное лицо и темные локоны женщины, которая несколько раз открывала ему окно, пропуская в личные покои верховного дара Эсиля: «У мужа гости. Извольте подождать, лорд Дар-Акила».
Она называла его «лорд Дар-Акила», словно не зная того, кто он и зачем явился. Не делая различия между добропорядочными лордами Акила, танцевавшими с ней на дворцовых приемах, и Прайдом — которого не пускала на порог даже родная мать. Он всегда говорил ей: «Спасибо, леди Хеда», она приносила стаканчик вина, чтобы скрасить ожидание, и Прайди никогда не задумывался о том, кем была жена лорд-канцлера до замужества.
«Чертовы Дар-Халемы!» — выругался он сквозь зубы, словно со стороны наблюдая, как его меч просвистел в двух сантиметрах над головой вовремя пригнувшегося Синта. Прайд видел, что Синт улыбается — тонко, сквозь зубы, так, как умеют только дары рода Эсилей. Ему словно доставляло удовольствие играть с Прайдом, упиваться тем, как тот все больше и больше убеждался в своем бессилии перед ничем не заслуженными преимуществами, которые давала Синту в схватке материнская кровь.
— Это хорошо, Синт, что ты решил наконец потренироваться. Рассчитывать только на мамину наследственность было бы непредусмотрительно, — прозвучал мелодичный голос от двери.
— Элли? Ты уже вернулась? — не переставая работать мечом, Синт улучил момент, чтобы оглянуться на сестру.
Она, как всегда, с отрешенным видом стояла в дверном проеме, словно раздумывая, шагнуть ли ей в комнату или обратно. Волос, уложенных в высокую вычурную прическу, не было видно из-под золотых и эбриллитовых украшений, заколок из драгоценных камней, небрежно натыканных поверх всего этого
