On the morrow he will leave me, as my Hopes have flown before.'
Then the bird said, 'Nevermore.'
Startled at the stillness broken by reply so aptly spoken,
'Doubtless,' said I, 'what it utters is its only stock and store,
Caught from some unhappy master whom unmerciful Disaster
Followed fast and followed faster till his songs one burden bore-
Till the dirges of his Hope that melancholy burden bore
Of 'Never- nevermore'.'
But the Raven still beguiling my sad fancy into smiling,
Straight I wheeled a cushioned seat in front of bird, and bust and door;
Then upon the velvet sinking, I betook myself to linking
Fancy unto fancy, thinking what this ominous bird of yore-
What this grim, ungainly, ghastly, gaunt and ominous bird of yore
Meant in croaking 'Nevermore.'
This I sat engaged in guessing, but no syllable expressing
To the fowl whose fiery eyes now burned into my bosom's core;
This and more I sat divining, with my head at ease reclining
On the cushion's velvet lining that the lamplight gloated o'er,
But whose velvet-violet lining with the lamplight gloating o'er,
She shall press, ah, nevermore!
Then, methought, the air grew denser, perfumed from an unseen censer
Swung by seraphim whose footfalls tinkled on the tufted floor.
'Wretch,' I cried, 'thy God hath lent thee- by these angels he hath sent thee
Respite- respite and nepenthe, from thy memories of Lenore;
Quaff, oh quaff this kind nepenthe and forget this lost Lenore!'
Quoth the Raven, 'Nevermore.'
'Prophet!' said I, 'thing of evil!- prophet still, if bird or devil!-
Whether Tempter sent, or whether tempest tossed thee here ashore,
Desolate yet all undaunted, on this desert land enchanted-
On this home by Horror haunted- tell me truly, I implore-
Is there- is there balm in Gilead?- tell me- tell me, I implore!'
Quoth the Raven, 'Nevermore.'
'Prophet!' said I, 'thing of evil- prophet still, if bird or devil!
By that Heaven that bends above us- by that God we both adore-
Tell this soul with sorrow laden if, within the distant Aidenn,
It shall clasp a sainted maiden whom the angels name Lenore-
Clasp a rare and radiant maiden whom the angels name Lenore.'
Quoth the Raven, 'Nevermore.'
'Be that word our sign in parting, bird or fiend,' I shrieked, upstarting-
'Get thee back into the tempest and the Night's Plutonian shore!
Leave no black plume as a token of that lie thy soul hath spoken!
Leave my loneliness unbroken!- quit the bust above my door!
Take thy beak from out my heart, and take thy form from off my door!'
Quoth the Raven, 'Nevermore.'
And the Raven, never flitting, still is sitting, still is sitting
On the pallid bust of Pallas just above my chamber door;
And his eyes have all the seeming of a demon's that is dreaming,
And the lamp-light o'er him streaming throws his shadow on the floor;
And my soul from out that shadow that lies floating on the floor
Shall be lifted- nevermore!
ДМИТРИЙ ГОЛЬДОВСКИЙ (1931-1987)
I Как-то раз до поздней ночи я читал, слипались очи…
Вдруг в дверь тихо постучали… Потерял я мысли нить…
'Это путник запоздалый', – я сказал себе устало,
Ночь в пути его застала, просит дверь ему открыть.
То, конечно, гость усталый просит дверь ему открыть.
Кто ж еще там может быть?'
2. На полу и в стенах в зале тени-призраки плясали.
Тот декабрь, холодный… мрачный… никогда мне не забыть!
И ученых истин море не могло развеять горе
О прекраснейшей Леноре, той, что перестала жить.
Ты, чудесная, отныне будешь с ангелами жить.
Где ж ещё ты можешь быть?
3 Вдруг я вижу возле двери волны взмыли на портьере,
Незнакомый мне доселе ужас кровь заставил стыть.
И сдержать стараясь бьенье сердца, я шептал в смятенье:
'Что за странное волненье? Надо встать и дверь открыть.
Это просто гость усталый просит дверь ему открыть'.
4 Но затем собравшись с духом (голос мой разнесся глухо):
'Сэр, – сказал я, – или леди, вы должны меня простить:
Я не слышал вас вначале, вы так тихо постучали'.
Тут раскрыл я двери в зале, ужас свой стараясь скрыть,
Только мрак густой увидел я, старясь ужас скрыть.
Что ж ещё могло там быть?
5 Так стоял я в темном зале, полон страха и печали,
А во мраке ночи мысли плыли душу бередить.
Не являлись мысли эти никому ещё на свете.
Только вздох услышал ветер: 'Мне Ленору не забыть!'
Что за звук? О, это эхо: 'Мне Ленору не забыть!'
Что ж ещё могло то быть?
6 Дверь закрыл белее мела. Вся душа моя горела.
