— Если я бессердечен, у меня на то веская причина, — ответил он голосом столь пустым и горьким, что не будь Ленор так возмущена, она пожалела бы его.
Раны худшие, чем у него, излечивались, и сердца, раненные сильнее, возвращали себе способность любить. В постелях патронов, в их сдавленных рыданиях, в потоках их признаний она стала свидетельницей подобных преображений. Она знала пульс и ритм этого танца. Она сама умела его исполнять, и очень хорошо. Разве она не выжала слезы из лишенного души суккуба? А если суметь вытянуть яд отчаяния д'Омброссы, то разве нельзя даже такого, как он, привести от жестокости к сочувствию?
Искушение охватило ее и потрясло превыше физического вожделения. Одно его доброе слово, обращенное к Элизабет, поставило бы ее на путь выздоровления.
О чем она думает? Это не человек, а чудовище, столь же злобное, как и суккуб. Даже более, потому что он не понимает, как страдают его жертвы. Его черствость довела Элизабет почти до смерти.
«Это должно закончиться сейчас же!»
Вырвав пробку, Ленор плеснула содержимое пузырька ему в лицо.
Д'Омбросса молчал, вода стекала по его дорогим шелковой сорочке и парчовому жилету. Рот у него открылся, глаза быстро моргали. Грудь вздымалась и опускалась. Лунно-белый бархат камзола, напитавшись жидкостью, потемнел.
Задыхаясь, д'Омбросса вскочил на ноги. Он выглядел так, словно вот-вот ее ударит.
Ни толики дыма не поднялось от его залитых святой водой лица и шеи.
Ленор уставилась на него во все глаза, не понимая, почему он не вспыхнул, как спичка. Он должен обратиться в пепел!
Прибежал с салфетками и полотенцами лакей. Судя по восклицаниям в салоне, леди Эллсуорт уже сообщили о скандальной выходке ее гостьи. Д'Омбросса схватил полотенце.
Он не был вампиром. Но кто же тогда?
Господи милосердный, что я наделала?
Не успел он отойти, Ленор поспешно поднялась на ноги. Стеклянный пузырек со звоном упал. Она положила руку на локоть графа, и д'Омбросса вздрогнул, но ее прикосновение возымело желаемый эффект: он круто обернулся к ней.
— Простите меня! Я не хотела… я не знала…. — Она выпрямилась с тем достоинством, какое могла в себе найти. — Я совершила ужасную ошибку и обошлась с вами чудовищно. Приношу вам мои глубочайшие извинения.
Он вытер полотенцем лицо и глаза — те покраснели, будто от давно забытых слез. Как она могла быть такой глупой, такой бесчувственной? Кажется, у него действительно есть причина вести себя бессердечно. Его собственное сердце украдено.
Ее рука вспорхнула к воротнику платья, за которым скрывалось рубиновое сердце. Когда-то драгоценный камень был сердцем мужчины. Возможно, его сердцем… Нет, это маловероятно. Суккубу ведь сотни лет.
Что если предложить сердце ему? Сольется ли оно с его плотью, с его душой? Вернутся ли к нему тогда человеческие чувства?
— Мадам, я вас покину. — Он поклонился ей: спина прямая, носки туфель наружу.
— Сэр, не угодно ли пройти сюда. — Лакей с полотенцами указал на дверь в задней части салона, скорее всего, в помещение, где он мог бы обсушиться и переодеться. Пока Ленор стояла, застыв в оглушенной неподвижности, мужчины удалились.
Атмосфера накалилась, голоса смолкли. В бальной зале танцы закончились, и танцоры расходились парами. Музыканты на время отложили инструменты.
Нельзя, чтобы он ускользнул! Если она хотя бы сколько-то разбирается в мужчинах, через несколько минут он забудет причину случившегося и свое варварское обращение с милой юной девушкой. Он будет помнить только, как дурно с ним обошлась женщина скверной репутации. Если она хочет извлечь пользу из столкновения, действовать надо немедленно.
Она бросилась за ним.
После со вкусом подобранных, сочных, приглушенных красок салона коридор для слуг сомкнулся вокруг нее, как туннель в шахте, темный и затхлый. Сердце у нее упало, словно он сдавливал ей ребра. Света не было, только мерцание свечи в чьей-то руке, исчезнувшее за дверью в дальнем конце.
Дверь захлопнулась, но не раньше, чем Ленор запомнила, где она расположена. Нашарив засов, она дернула дверь на себя. Перед ней открылись лестница и второй коридор покороче, тускло освещенный отблеском света в дальнем конце. Она направилась туда.
Несколько минут спустя Ленор ворвалась к паре горничных, привольно расположившихся отдохнуть за поздним ужином. Одинокая свеча, сальная, а не восковая, стояла рядом со второй, незажженной. При виде ее горничная помоложе вскочила так быстро, что ножки стула царапнули голый пол.
— О, мадам! — Даже в тусклом свете щербатое лицо девушки потемнело от удивления.
— Прошу прощения, — пробормотала Ленор. — Вы не видели, здесь не проходил довольно мокрый и крайне раздосадованный джентльмен?
— О, мадам!
Ленор бросилась дорогой, по которой пришла, в спину ей несся сдавленный смех. Конечно! Д'Омброссу не поведут в помещения для слуг, ему предложат комнату для гостей, где он мог бы привести в порядок свой туалет и вернуть утраченное самообладание.
Лестницы в Эллсуорт-мэнор были уже и круче тех, к каким она привыкла. Несколько раз она наступала на собственный подол, а потом подобрала юбки. Какая она идиотка, что сперва мешкала, а потом заблудилась!
Протиснувшись в еще одну дверь, она оказалась в новом коридоре. Но этот был освещен свечами, по полу бежал ковер с богатым узором, от стенных панелей исходил запах воска — очевидно, это были хозяйские помещения. Все двери, выходившие в коридор, были закрыты.
Ленор пробормотала себе под нос несколько слов, крайне неуместных в устах дамы. Если придется проверить каждую из них — пусть так. Она одернула платье, пытаясь вернуть ему подобие порядка, подошла к ближайшей двери и прижалась к ней ухом.
Ничего.
Что если он там, но один? Она сумеет расслышать его дыхание, мягкий шорох одежды, возможно, плеск воды? При ее-то невезении он может сидеть совершенно неподвижно, в тишине планируя месть.
Ее пальцы сомкнулись на ручке. Что она теряет? Она уже разрушила ту ничтожную репутацию, какая у нее еще оставалась.
Дверь чуть приоткрылась, смазанные петли двигались беззвучно. Она мгновение смотрела в темную комнату, потом двинулась дальше по коридору.
Ленор вздрогнула, когда третья дверь с противоположной стороны открылась, и оттуда вышел лакей, но уже без полотенец. Не подав виду, что заметил ее, он повернулся и зашагал в противоположном направлении. Когда он исчез за углом, она снова смогла вздохнуть.
На сей раз она не потрудилась постучать. Она видела достаточно раздетых мужчин, чтобы отбросить ложную скромность.
Помещение заполнял свет нескольких канделябров, обставлена она была мебелью по моде десятилетней давности, а потому комнатой, вероятно, мало пользовались. Д'Омбросса стоял перед вешалкой, на ней — его камзол и жилет, у ног — скомканная мокрая сорочка. Его обнаженное тело напоминало мрамор. В руках он держал сухую сорочку, хмурясь на нее так, словно не был уверен, что сумеет справиться с нею сам.
Когда он увидел Ленор, складка на лбу стала глубже.
— Опять вы! Да кто вы такая? Гарпия, решившая меня терзать?
— Вы сказали, у вас есть веская причина быть бессердечным. Кто-то украл ваше сердце.
— Если и так, какое вам дело?
Он изменил позу, незаметно подчеркивая ширину плеч, мускулистые контуры торса. Перед ней был мужчина, уверенный в своей сексуальной привлекательности, мужской силе.
Серебряная цепочка покалывала Ленор пальцы и легко поднялась над ее головой. В сиянии свечей
