— Похоже, пора ложиться. До завтра?
— Пока.
Он что-то хотел добавить, но промолчал. Кусая губы, я проводила спину уходящего парня жалобным взглядом.
— Эй! Ты прав! — Мой оклик, как будто, прозвучал со стороны. — Я действительно злюсь и превращаю тебя во врага! И да, меня бесит, что ты спокойно двигаешься дальше, а я топчусь на месте!
Я замерла, ошарашенная собственным признанием. Вестич резко остановился, но даже не потрудился хотя бы оглянуться. Его плечи напряглись.
— И он красиво промолчал, — прокомментировала я в духе Зака, чувствуя себя полной дурой. Тоже мне, нашла удачное время для выяснения отношений!
— Продолжай.
— Да нет… ничего… просто… — Окончательно запутавшись, я сердито выдохнула и проворчала: — Я извиниться, типа, пыталась.
Филипп развернулся и с непроницаемым выражением на лице пристально посмотрел на меня.
— Саш, у тебя нет причин злиться, потому что мы по отдельности. И знаешь, даже «под кайфом» от проклятья меня поразило, с какой легкостью ты тогда… — парень усмехнулся и произнес с выражением: — отделились.
— Мне было нелегко.
— Неправда, — покачал головой Филипп.
Я не собиралась каяться или признаваться, что, из гордости оставив любимого человека, жила в натуральном чистилище. Как будто по секундной прихоти отрезала себе руку или ногу, а потом, жалкий инвалид, пыталась существовать.
— Тогда верь, во что хочешь, приятель! — Разозлившись, я быстро направилась к распахнутым дверям оранжереи и, проходя мимо ведьмака, бросила: — Можешь не провожать.
Он резко схватил меня за локоть.
— Попробуй еще раз.
— В смысле? — Я сердито высвободилась.
— Ты неплохо начала. Теперь скажи что-нибудь такое, непосредственное, как ты умеешь. — Вестич пожал плечами. — «Эй, я скучаю», будет как раз в твоем духе.
Положительно, он измывался надо мной!
— Если ты не заметил, то я сильно скучаю, — с кислой миной пробормотала я. — Однако и тут ты был прав: оставаться друзьями — не самая худшая развязка для тех, у кого есть общее прошлое.
— Логично, — согласился ведьмак. — Другой вариант. Ты можешь спросить, как я отношусь к привилегиям.
— Ты играешь! — Я сердито поджала губы, не понимая, куда он клонит.
— Никаких игр. — Голос собеседника посерьезнел. — Так ты спросишь?
— Черт с тобой! — буркнула я и, резко выдохнув, проворчала: — И как же ты относишься к привилегиям?
— Превосходно отношусь. — Неожиданно он положил руки мне на талию и властно притянул к себе. — По-моему, у хороших друзей, особенно с общим прошлым, имеется прорва привилегий.
От его ленивого взгляда предательское сердце глухо ударилось в ребра.
— Может, проверим на практике, как они работают? Вдруг нам понравится? — пробормотал Филипп и медленно склонился ко мне.
К черту все рассуждения о дружбе!
Я затаила дыхание. Однако, дразня, парень легонько скользнул губами в паре миллиметров от моих губ и запечатлел на лихорадочно горящей щеке по-пионерски целомудренный поцелуйчик.
— Мир? — невозмутимо промурлыкал ведьмак мне на ухо.
— Не вздумай говорить, что не издеваешься! — Я сердито пихнула смеющегося Филиппа кулачком в плечо.
И тут веселье исчезло.
Ведьмак нежно коснулся моей щеки ладонью, заглянул в глаза, отчего по спине побежали нервные мурашки, и поцеловал по-настоящему, уверено и неторопливо. Я задрожала, колени ослабели, а пол поплыл из-под ног.
— Так как тебе альтернатива? — отстраняясь, прошептал Вестич.
— Кажется, весьма разумной, — едва справляясь с головокружением, пробормотала я и потянулась обратно, желая больше, гораздо больше, чем получила.
Вдруг в помещении вспыхнул верхний свет. Сию секунду зимний сад растерял добрую часть романтичного флера — моментально во всей красе проявилось запустение. На полу, усыпанном пожухлыми листьями, обнаружились разбитые черепки цветочных горшков, комья черного грунта. Из кадок с комнатными деревьями жалко свисали засохшие вьюнки. Стало видно, что свежие ростки в кашпо с трудом пробивались сквозь мертвые стебли. Мы с Филиппом заговорщицки переглянулись и, не сговариваясь, отринули вглубь сада, за плетенку с зеленеющими виноградными лозами.
— Молодые люди, я знаю, что вы здесь! — в тишине раздался голос хозяйки особняка. Простучали каблуки — Аида вошла в оранжерею и нетерпеливо приказала:
— Выходите!
Давясь от смеха, мы забрались еще дальше. Филипп приподнял меня, и я осторожно поставила босые ноги на его кеды. Тесно прижавшись, мы прислонились горячими лбами. Наше дыхание смешалось.
— Это переходит границы приличий! — Похоже, Аида потеряла терпение. — Я слышу вашу возню!
— Надо купить ей беруши, — прошептал парень, и от шутки я прыснула, но немедленно прикусила губу.
— Имей совесть, Филипп! — В тоне матери послышался укор. — Твое замечание меня оскорбляет! Выходите оба!
— Про'шу, — вкрадчиво добавил по-польски хрипловатый баритон.
И парень изменился в лице. Он поднял голову, буравя тяжелым взглядом плетень за моей спиной. Казалось, что температура в оранжерее за мгновение упала на несколько градусов. От холода по голым рукам побежали мурашки.
— Какого черта? — процедил Филипп, прислушиваясь к нежданным визитерам.
— Не чертыхайся! — строго велела Аида, а когда мы выбрались из укрытия, то презрением прошипела: — Вы, как дети, право слово!
Она оглядела меня с головы до пяток, примечая и пылающие щеки, и зацелованные губы, и открытую майку на тонких бретельках, мало подходившую для того, чтобы предстать перед посторонними. Смутившись, я нервно заправила за ухо выбившуюся прядь волос и скрестила руки на груди.
— Аида, да брось, — примирительно протянул Филипп, перехватив осуждающий взгляд матери. — Мы не рассчитывали, что кого-нибудь встретим.
— Я заметила, — сухо отозвалась та и кивнула в сторону: — Твой отец здесь.
Из дверей зимнего сада за пикировкой равнодушно наблюдал высокий мужчина в дорогом строгом костюме. Чудилось, что воздух у его фигуры подрагивал и плыл, как если бы от тела гостя исходили ледяные потоки. Странная аура вызывала смертельный ужас. От ощущения близкой опасности захотелось забиться в дальний уголок оранжереи, свернуться в комочек и закрыть голову руками. Это был тот самый человек, который сначала преследовал нас с Заком, а потом разговаривал со мной в архиве!
— Бог мой, Роберт, довольно инквизиторских фокусов! — раздраженно проговорил Филипп, крепко прижимая меня к себе. — Ты даже Аиду напугал!
Как по мановению волшебной палочки, страх схлынул, и я сумела разглядеть незнакомца. Филипп поразительно походил на мужчину — те же высокие скулы, упрямый подбородок, овал лица. Только глаза у визитера были выцветшими, с застывшей точкой зрачка и черным ободком вокруг мутно-голубоватой радужки.
— Мальчик, не забывайся! — возмущенно осекла сына мать.
— Я тебя умоляю! — сморщился парень. — То, что он — твой бывший муж, еще не дает ему право по-
