В следующей четверти он вызвал меня за этим снова, а в третий раз даже заставил проглотить сперму. А мне, между прочим, понравилось! С тех пор, когда я делаю минет, я обязательно глотаю сперму.
После я спросила — как же он не побоялся попросить меня об этом? Он ответил, что ему рассказал один мальчик о том, что я уже беру в рот. А кто был этот мальчик, он не сказал.
77. BettyBoop, 25 1 << 2 << 3 << 4 << 5 << 6.
У меня много лет женатый любовник. На заре наших отношений мы много говорили о сексе, о том, чего каждый из нас хочет от другого. И в порядке комплимента мой любовник часто говорил, что секс со мной отличается от всего, что было у него с другими женщинами. Якобы я и лучше, и пылче, и страстнее, и откровенно высказываю свои желания, и т. д.
А мне эти слова казались упреками в нескромности, в похотливости. В 20 лет такие слова вряд ли мной могли восприниматься иначе. И я долго училась сдерживать свои эмоции. Увы, это удалось. В нашем сексе не осталось ничего из того, что так нравилось поначалу…
80. Настя, 17 < 6 >.
Я молчала об этом всю жизнь. Есть вещи, о которых не расскажешь никому.
Но в то же время это давит, как груз. А нести какой-то груз всю жизнь очень тяжело.
Поэтому я хочу написать об этом здесь. А может быть, случайно это прочтет тот, кто так поступил со мной. Хочу, чтобы он знал — я его ненавижу. И каждый день молюсь, чтобы Бог наказал его.
До 12 лет я росла жизнерадостной, общительной, уверенной в себе девочкой. У меня было много друзей и подруг. Мне казалось- жизнь прекрасна и ничего плохого в ней не может произойти.
Это случилось летом, когда я была на даче. По соседству с нашим был еще один дачный поселок, где у меня тоже было много друзей. Мы часто ходили в гости друг к другу. Времени это занимало где-то час, если идти по проезжей дороге, и всего лишь минут 25, если пойти напрямую через лес по тропинке.
Конечно, я чаще всего бегала через лес, хотя родители строго запрещали мне это. Но мне всегда казалось, что уж со /мной-то/ ничего не может произойти. Повторяю, я была очень общительной, многие мальчики обращали на меня внимание, потому что я с легкостью располагала к себе людей. Мне казалось — любой человек, даже имеющий плохие намерения, через несколько минут будет мной очарован.
Но случилось иначе. В один из дней, когда я снова отправилась к друзьям по лесной тропинке, из кустов неожиданно вышел мужчина. Уже одно то, что все его лицо было закрыто черной вязаной шапочкой с прорезями для глаз и рта (как у спецназа), заставило меня похолодеть от страха. От испуга я сразу же бросилась бежать в лес, но он нагнал меня в несколько шагов и даже какое-то время непринужденно бежал рядом, демонстрируя, что мне от него не скрыться.
Потом схватил меня за косу и намотал ее на руку так, что голова моя запрокинулась. Другой рукой он вытащил длинный узкий блестящий нож и показал его так, чтобы я видела. Этот нож он приставил к моему горлу и слегка кольнул раз-другой. Рукой с намотанной на нее косой сильно толкнул меня в шею, показывая, куда надо идти. Я пошла, а он сзади грубо подталкивал меня.
Я была в шоке, но через какое-то время попробовала поплакать и попросить: «Дяденька, не надо!», но он с такой яростью дернул меня за косу, что чуть не сломал шею. Остановившись, он еще раз кольнул меня ножом и сказал: «Еще одно слово — убью». У меня сразу выскочили из головы все мысли о том, чтобы попытаться «очаровать» его. Я была в ужасе от его решительности и от этого страшного ножа. Я поняла, что очень близка к смерти, и решила делать все, что он велит.
Мы пошагали дальше и шли довольно долго, пока он не завел меня в самую чащу. Долго продирались через непролазные кусты, пока, наконец, не оказались на нужном месте в совершенно диких зарослях. Там стоял остов старого кресла с металлическими ручками и стул с дерматиновым сиденьем.
Кресло я узнала сразу — оно валялось раньше недалеко от поселка, выброшенное кем-то из дачников. Видимо, он готовился заранее и перетащил его сюда загодя.
Отпустив мою косу и заткнув нож за ремень, он стал меня раздевать. Снял кофточку, футболку, стащил лосины и трусики. Делал это он очень быстро и уверенно. Потом одним толчком бросил в кресло. Достал из заплечной сумки какие-то кожаные ремни, заломил мои руки за спинку кресла и связал запястья, так что я оказалась притянутой к спинке, а другим ремнем — ноги у щиколоток. Еще два ремня он пропустил под моими коленками и, с силой раздвинув ноги, которые я пыталась удержать вместе, привязал каждую коленку к подлокотникам кресла.
Я оказалась совершенно неподвижной, голой и полностью раскрытой перед ним, но этого ему было мало. Повозившись в сумке, он достал какие-то крючки на резинках и с их помощью каким-то образом растянул мои половые губы в разные стороны.
Только тогда он уселся на стул, никуда не торопясь, закурил и стал меня разглядывать. Я попыталась было опять открыть рот, чтобы попросить его о пощаде, но он сразу цыкнул: «Молчать!» и с силой демонстративно вогнал нож в ствол поваленного дерева. От ужаса я закрыла глаза, но тут же услышала: «Смотреть!». Он вообще разговаривал со мной односложными командами, как с собакой.
Покуривая и оценивающе разглядывая меня, он как будто продумывал какой-то план. Я пыталась предугадать, что же сейчас со мной будет.
Изнасилование, о котором я кое-что слышала, казалось мне сейчас легким выходом. Мужчина действовал настолько быстро, решительно и страшно, что полностью подавлял волю и, казалось, он не остановится ни перед чем.
Покурив, мужчина нагнулся и вытащил из сумки баночку с каким-то кремом.
Набрав крем на палец, он стал аккуратными движениями втирать его в мою раскрытую промежность. Как я ни была испугана, но вскоре почувствовала, как от крема все там наполнилось теплом, а чувства чрезвычайно обострились (много позже я прочитала, что есть такие специальные возбуждающие кремы). А мужчина продолжал настойчиво и умело массировать, не пропуская ни складочки, ни бугорка.
Против своей воли, только за счет его умелых действий, я ощутила сильнейший прилив сексуального возбуждения — чувства, которое я знала и раньше. Это казалось абсолютно диким в такой ситуации, но я ничего не могла с собой поделать.
Внутренне я пыталась подавить это чувство, сопротивляться, даже слезы потекли по лицу от обиды, но против моей воли тело само начинало елозить и дергаться при каждом его прикосновении к клитору, а он все нагнетал возбуждение, усиливая темп.
В какой-то момент я даже не смогла сдержаться, закрыла глаза, дернулась и охнула, когда его палец особенно нежно скользнул по клитору, — и вдруг меня обожгла сильнейшая боль. Я мгновенно открыла глаза и увидела: в только что ласкавшей меня руке был хлыст (который отныне не забуду до конца своих дней). Тонкий упругий хлыст заканчивался плоским куском жесткой резины (шириной сантиметра в два и длиной сантиметров 10).
Удар наотмашь таким хлыстом был очень хлестким и болезненным, и мужчина начал яростно стегать меня прямо по промежности, по тому месту, которое только что так нежно ласкал! Я даже не могла открыть рот, чтобы крикнуть — моментально сильнейший удар пришелся мне по губам. Удары сыпались также на живот и на соски. При этом с каждым ударом он шипел в мой адрес такие мерзкие слова, каких я в жизни не слышала, как будто упрекая меня за то, что я возбудилась.
Казалось, этому не будет конца, и слезы уже полились из глаз, как вдруг он прекратил избиение. Откинувшись на спинку стула и тяжело дыша, он снова закурил. Он никуда не торопился. Дождавшись, пока прекратятся мои рыдания, он снова с помощью крема и массажа довел меня до экстаза, а потом неожиданно так же жестоко отхлестал.
Это было хуже, чем изнасилование. Это было психологическое изнасилование. Насилие над моей психикой. Он против воли заставлял меня получать наслаждение — и жестоко наказывал за это — за то, что сам же и вызвал! Я каждый раз надеялась, что вот сейчас он последний раз изобьет меня и успокоится, но просвета не было. С каждым таким сеансом он все сильнее возбуждался — я видела это по его бешеным глазам, плотно сжатым губам, участившемуся дыханию.
Во время одного из наказаний он вынул член и стал одной рукой массировать его у меня на глазах, одновременно хлеща меня другой рукой.
В перерыве он уселся на стул, продолжая массировать член, время от времени слегка, небольно, похлопывая меня резинкой между ног. Затем снова начал меня возбуждать. Казалось бы, моя избитая промежность не должна была бы ничего чувствовать, но он был чертовски умелым.
