Лавр хмыкнул.
– А чего его встречать?
– Но ведь все побежали.
– Ну и пусть бегут. А мы с тобой пойдем в актовый зал. Займем лучшие места. Пошли?
– Ну пошли, – согласился паренек.
Дежуривший возле дверей актового зала сотрудник ФСО, молча посмотрел на пареньков, пропустив их.
Расставленные в ряды стулья, заполнялись входящими мальчиками и девочками, воспитанниками интерната. Причем, на передних рядах исключительно сидели те дети, которым разрешили задавать президенту вопросы. Им заранее раздали листки, с написанными на них вопросами, и ребятишки теперь заучивали их, чтобы не сбиться и не сказануть что-нибудь не то.
Хотя Лавр и не претендовал на передние три ряда. Пятый, шестой ряд, самая удобная позиция для стрельбы. Феклистов на схеме нарисовал расположение актового зала, трибуну, на которой теперь стояло поставленных вместе несколько столов для президиума. Пока неясно только было, за которым из них сядет президент.
Малыш Лавр сел подальше от прохода, оставив свободными несколько стульев. По ряду наверняка будут ходить охранники, а тут в гуще, они его не заметят. Но стрелять придется почти навскидку. Прицелиться надо как максимум за пару секунд, не больше. Для этого Лавр так усердно и упражнялся в стрельбе. Но там, это было одно. Здесь все намного оказалось сложней. И позицию для стрельбы придется выбирать такую, чтобы головы впереди сидящих не помешали полету пули.
Ваняшину долго пришлось убеждать охранников, дежуривших на воротах, что здесь он не просто так из праздного любопытства, а по служебной необходимости. Наконец, когда этот вопрос был утрясен, старшего лейтенанта все-таки пропустили, предварительно, как и всех, проверив металлоискателем. Но в кармане у старлея лежали только ключи от квартиры, кабинета и машины, на которой он сюда прикатил.
– Ладно, проходи, – сказали ему после досмотра.
Сотовый телефон зазвонил, когда Ваняшин уже был возле здания интерната. Президент приехал десять минут назад и директорша интерната, водила его вместе с группой журналистов по комнатам, в которых расселили детей привезенных из Осетии.
Выслушав майора, Ваняшин почувствовал некоторую растерянность. Попробуй тут определи, кто из этой толпы восторженных детей, которых никак не меньше сотни, и есть тот самый карлик, про которого ему сказал майор.
Стоя в коридоре, где едва ли не через каждые пять метров, стояли люди в штатском и внимательно наблюдали за всеми, кто мельтешил у них перед глазами, Ваняшин мучительно думал о той непосильной задаче, которая выпала ему. Если бы по нормальному, то следовало бы поочередно осмотреть детей. Все- таки, что ни говори, а карлика можно отличить от ребенка. Но такой возможности у старшего лейтенанта нет. Хотя почему же нет?
Леха Ваняшин уставился на открытые двери актового зала, откуда слышались голоса детей. Едва ли не все воспитанники интерната, кроме тех отличников, кому представилась возможность пообщаться с президентом и его супругой в классах, собраны сейчас в актовом зале.
– Проблемы? – услышал Ваняшин голос. Обернулся.
Перед ним стоял высоченный широкоплечий парень в расстегнутом пиджаке. Кажется, старлей привлек его внимание.
– Да вроде никаких проблем, – с улыбкой ответил Ваняшин и, повернувшись решительным шагом, направился к дверям актового зала. Войдя в зал, пробежал взглядом по лицам сидящих детей.
Малыши сидели ближе трибуне, на которой один к другому стояли три стола, накрытых ослепительно белыми скатертями. На каждом бутылки с минеральной водой. На столе, за которым будет сидеть президентская чета, большая керамическая ваза с цветами.
Дети постарше сидели позади малышей. Их было гораздо больше, и старший лейтенант подумал о том, что карлику гораздо легче затеряться именно среди них.
– Не надо стоять здесь, возле трибуны. Проходите в зал, – услышал Ваняшин все тот же голос, охранника, который проследовал за ним сюда из коридора.
Трудно сказать, чем он не понравился охраннику, но тот как хвост увязался за Ваняшиным, и когда старший лейтенант пошел между рядами в центр зала, охранник остановился в проходе так, чтобы хорошо видеть Ваняшина.
В какой-то мере это отвлекало, когда вот так чувствуешь к себе повышенное внимание сотрудника спецслужбы. Еще больше это раздражало. Стоит детина и как робот не мигая зырит на тебя в упор. И ведь зырит не просто так, если учесть, что под пиджаком у него в кобуре пистолет, который он с легкостью может применить в случаи неадекватных действия. У Лехи Ваняшина такой возможности не было. И вообще, у него не было никакой возможности, предотвратить это покушение. Даже если он сейчас подойдет к кому-нибудь из охраны и скажет, что среди детей находится карлик, его в лучшем случаи примут за шутника и немедленно выведут из зала вон. В худшем, отправят в психушку. А о том, что полковник Самохин крот, лучше вообще не заикаться, чтобы не схлопотать пулю. Поэтому пока Ваняшин решил никому ничего не говорить. Да и с чего майор взял, что стрелять в президента будет карлик? Видишь ли, это такое его предположение. Но предположение без доказательства может быть и ошибочным, и тогда в первую очередь у Ваняшина возникнет масса неприятностей. И Леха Ваняшин побоялся подойти и вот так заявить о предположении майора. Сейчас он был в некоторой растерянности, не зная, что делать. Позвонить бы Туманову, спросить, но охранники запретили пользоваться в актовом зале сотовыми телефонами, и Ваняшину пришлось свой отключить.
Сидя на стуле, он крутил головой по сторонам, прислушиваясь к разговорам мальчишек и девчонок, и лишь тогда заметил, что президент вошел в зал, когда вокруг установилась полная тишина. Посмотрел на трибуну и увидел, что президент вместе с супругой и представителями администрации интерната уже сел за стол.
В зале послышались приветственные аплодисменты, дети и находящиеся в зале журналисты и гости, задвигали стульями, вставая. И тут до Ваняшина дошло, что вот он тот момент, когда карлик, если только Туманов не ошибается и он тут, среди детей, попытается выстрелить. Ведь другого более благоприятного для этого момента, у него может и не быть. За хлопками в ладоши, никто не услышит выстрела револьвера с глушителем. А, кроме того, стрелять стоя карлику, безусловно, удобней и безопасней. Никто и не обратит внимания на него.
Старший лейтенант Ваняшин резко встал.
Казалось, в этот момент даже охранники, рассредоточенные по залу, все как по команде уставились на трибуну на президента. В отличие от них, Ваняшин, наверное, выглядел белой овцой, случайно приблудившейся к стаду, потому что стоял и крутил головой по сторонам. Сердце почему-то подсказывало, что вот сейчас, сию минуту, пока не стихли овации, раздастся хлопок, после которого президент уронит голову на стол.
Глянув впереди себя, Ваняшин увидел паренька. Наверное, не обратил бы на него внимания, если бы тот сам не обернулся и не бросил на Ваняшина настороженного взгляда. Лицо у того было ничем не примечательным, детское, но глаза… Они были совсем не детские. Это были глаза взрослого человека.
– Стоп, – проговорил себе Ваняшин.
Паренек отвернулся, но старший лейтенант уже напрягся. Изо всех собравшихся тут теперь никто другой так не интересовал его, как этот мальчуган, выглядевший лет на десять. Он только делал вид, будто старательно хлопает в ладоши. Во всяком случаи, Ваняшин решил пока не спускать с него глаз, и вдруг увидел, как паренек запустил правую руку под рубашку и вытащил револьвер с навинченным на конец ствола глушителем.
Ваняшин почувствовал, что руки, и ноги у него задрожали. Выходит, Туманов оказался прав. Вот он, карлик и, кажется, он собирается выстрелить.
Карлик уже стал поднимать руку, чтобы быстро прицелиться и нажать на курок, а Ваняшин не знал, как поступить. Если закричать, вряд ли под такие аплодисменты его голос будет услышан. А секунды шли, неумолимо отсчитывая драгоценное время, и как только рука поднимется на уровне глаза, произойдет
