Все здесь свидетель нам, сколь блага наших дней, Сколь все величия мгновенны. И нечувствительно с превратности мечтой Дружится здесь мечта бессмертия и славы: Сей витязь, на руку склонившийся главой; Сей громоносец двоеглавый, Под шуйцей твердою седящий на щите; Сия печальная семья кругом царицы; Сии небесные друзья на высоте, Младые спутники денницы… О! сколь они, в виду сей урны гробовой, Для унывающей души красноречивы: Тоскуя ль полетит она за край земной — Там все утраченные живы; К земле ль наклонит взор — великий ряд чудес; Борьба за честь; народ, покрытый блеском славным; И мир, воскреснувший по манию небес, Спокойный под щитом державным. Но вкруг меня опять светлеет частый лес; Опять река вдали мелькает средь долины, То в свете, то в тени, то в ней лазурь небес, То обращенных древ вершины. И вдруг открытая равнина предо мной; Там мыза, блеском дня под рощей озаренна; Спокойное село над ясною рекой, Гумно и нива обнаженна. Все здесь оживлено: с овинов дым седой, Клубяся, по браздам ложится и редеет, И нива под его прозрачной пеленой То померкает, то светлеет. Там слышен на току согласный стук цепов; Там песня пастуха и шум от стад бегущих; Там медленно, скрыпя, тащится ряд возов, Тяжелый груз снопов везущих. Но солнце катится беззнойное с небес; Окрест него закат спокойно пламенеет; Завесой огненной подернут дальний лес; Восток безоблачный синеет. Спускаюсь в дол к реке: брег темен надо мной, И на воды легли дерев кудрявых тени; Противный брег горит, осыпанный зарей; В волнах блестят прибрежны сени; То отраженный в них сияет мавзолей; То холм муравчатый, увенчанный древами; То ива дряхлая, до свившихся корней Склонившись гибкими ветвями, Сенистую главу купает в их струях; Здесь храм между берез и яворов мелькает; Там лебедь, притаясь у берега в кустах, Недвижим в сумраке сияет. Вдруг гладким озером является река; Сколь здесь ее брегов пленительна картина; В лазоревый кристалл слиясь вкруг челнока, Яснеет вод ее равнина. Но гаснет день… в тени склонился лес к водам; Древа облечены вечерней темнотою; Лишь простирается по тихим их верхам Заря багряной полосою; Лишь ярко заревом восточный брег облит, И пышный дом царей на скате озлащенном, Как исполин, глядясь в зерцало вод, блестит В величии уединенном. Но вечер на него покров накинул свой, И рощи и брега, смешавшись, побледнели; Последни облака, блиставшие зарей, С небес, потухнув, улетели.
