– Пей этот благотворный напиток и помни, что если сердце твое не чисто, если ты пришел к нам для измены и предательства, то этот напиток обратится в яд.
Другой голос, Левону показалось – голос Новикова, произнес:
– Скажи: «Клянусь строго и точно исполнять обязанности франкмасонства»…
Бахтеев повторил слова.
– Теперь отпей из кубка, – услышал он.
Он сделал глоток какого?то сладкого напитка.
– Повторяй за мной, – продолжал тот же голос: «Если же я нарушу мою клятву, пусть сладость этого напитка превратится в горечь и его благость обратится в яд».
К его губам снова поднесли чашу, он хлебнул. Лицо его исказилось. Напиток был горек и отвратителен на вкус.
– Что значит изменение в чертах твоего лица? – раздался голос великого мастера. – В твоем сердце таится измена, или ты раскаиваешься в своем желании вступить в наше братство, или сладкий напиток обратился в горечь? Тогда удались.
– Да, – ответил Левон, – сладкий напиток обратился в горечь. Но я не уйду. Я хочу принадлежать к вашему братству.
Им овладело сильное волнение и досада на Новикова, не предупредившего его обо всех этих обрядах. Он боялся не так ответить, не так поступить, как надо. Но только одно он твердо решил: вступить в братство, какими бы трудностями ни было обставлено это вступление. Его апатия исчезла. Тайна, окружавшая его, пробудила его душу.
Его взяли за руки и снова повели среди каких?то колонн.
– Взведите его на лестницу, – послышался голос великого мастера.
Левона повели на лестницу. Шаг за шагом он отсчитал сто ступеней.
Люди, поддерживавшие его, отошли. Он почувствовал, что стоит на площадке.
– Бросься вниз, – услышал он голос великого мастера.
Не давая себе времени размышлять, князь сделал прыжок и тотчас был кем?то подхвачен. В то же мгновение раздался сильный шум, звон металла, стук молотков и топот ног и громкие возгласы присутствующих.
– Да прольется кровь твоя, если ты изменишь, – снова послышался резкий голос.
И Левон почувствовал укол в руку. Кто?то взял его за уколотую руку. Боль была незначительна, но он слышал, как часто – часто закапали, с мягким звуком, капли на пол.
«Однако, – подумал Левон, – я могу так потерять много крови».
Тяжелые капли, быстро, одна за другой, падали на пол. Левону казалось, что он начинает слабеть и голова его кружится.
– Довольно, – раздался повелительный голос.
К руке Левона приложили кусок полотна, пропитанного чем?то охлаждающим и ароматичным, и шум падающих капель прекратился.
Кто?то ослабил повязку на его глазах, и он почувствовал яркий свет.
Снова раздался голос великого мастера:
– Брат старший надзиратель, находишь ли ты его достойным войти в наше общество?
– Нахожу, – послышался ответ.
– Чего ты требуешь для него?
– Света!
– Fiat lux! – торжественно провозгласил великий мастер и трижды ударил молотком по бронзовому щиту.
С последним ударом с глаз Левона сняли повязку. Он сразу зажмурился от яркого света. Но через несколько мгновений открыл глаза и с любопытством оглянулся вокруг.
XXIII
Он находился в большой квадратной зале со сводчатым потолком, с двумя рядами колонн. Зала была ярко освещена многочисленными свечами. На выкрашенном голубой краской потолке ярко горели золотые звезды, солнце и луна.
С удивлением увидел он на полу у своих ног, куда, ему казалось, падала его кровь, лишь лужицу воды. Он взглянул на свою руку. На ней виднелся едва заметный укол. Он оглянулся вокруг, ища ту лестницу, по которой он взбирался на сто ступеней, и увидел в углу залы лестницу, странно уходящую в отверстие в полу и возвышающуюся над полом на три ступени.
«Вот оно что, – подумал он, – надо об этих фокусах спросить Новикова».
Вокруг Левона с обнаженными шпагами в руках стояли» братья», странно одетые в передниках из шкуры ягненка.
Когда он взглянул на них, они опустили шпаги и раздвинулись. Он увидел в глубине залы возвышение, на котором на троне сидел великий мастер; он узнал в нем шевалье Монтроза. Над троном был балдахин небесно – голубого цвета, усеянный звездами и завершенный блестящим треугольником с таинственным начертанием священного имени Адонаи.
На великом мастере была надета шляпа с черными перьями и большой черной кокардой. Длинная, темная мантия, как царственная порфира, закрывала его фигуру. На его шее на широкой ленте был маленький наугольник и циркуль. Перед великим мастером стоял столик, и на нем лежала книга. Посередине залы высился алтарь, к которому вели четыре ступени. У входной двери в восточной стороне комнаты стояли два бронзовых столба с капителями, увенчанные изображением яблок и на лицевой стороне буквами И и Б (Иахун и Боаз)[1]. Возле столбов, у небольших треугольных столиков, стояли два» брата – надзирателя».
«Где я? У кого?» – промелькнуло в голове Левона.
Но не успел он хорошо оглядеться, как его взял за руку Новиков и подвел к алтарю. На алтаре лежала Библия и горели три канделябра с восковыми свечами.
– Стань на колени, – коротко произнес Новиков.
Левон опустился на колени.
Великий мастер, с обнаженной шпагой в руке, сошел со своего возвышения и, приблизившись к нему, торжественно произнес:
– Во имя Великого Строителя вселенной и в силу данной мне власти, я посвящаю тебя в ученики и члены великой директориальной ложи Владимира к порядку.
Он три раза ударил молотком по лезвию шпаги и, нагнувшись, поднял Левона с колен.
Один из братьев тотчас надел на Левона такой же, как на других, передник из ягнячьей шкуры, а другой поднес ему две пары белых перчаток.
– В знак чистоты носи эти перчатки, – произнес Монтроз, – а другую пару отдай той женщине, которую ты чтишь, чьи руки не преступны и сердце чисто.
Левон вспыхнул.
«Ирина!» – хотелось ему крикнуть. После всех этих обрядностей Монтроз дружески пожал ему руку и сказал:
– Ну вот, теперь вы наш.
Новиков обнял его и познакомил с присутствовавшими.
Часть братьев была уже знакома Бахтееву. Он с удивлением узнал семеновца Дателя, преображенца Раховского, с которыми встречался в обществе, и многих других светских знакомых, в ком привык видеть только веселящуюся, легкомысленную гвардейскую молодежь. Он никак не подозревал, что они тоже проникнуты теми же идеями, как и Новиков. Было в собрании и несколько очень почтенных стариков, тоже до некоторой степени известных Бахтееву, как, например, сенатор Бахмутьев или граф Телешев.
Кто был хозяином дома, Бахтеев не знал. И когда Новиков обратился ко всем с приглашением на ужин, он спросил его:
