Грузовики проехали по направлению к соседней площади. Оттуда тут же послышалось злобное скандирование толпы. Что именно кричат манифестанты в адрес полиции, было не разобрать, но явно нечто чрезвычайно оскорбительное и обидное.
Торговец игрушками заулыбался и подсказал смысл речевки Аваду:
– Они кричат, что сейчас в полицию способны пойти служить только дети воров и проституток. А вы так не считаете?
Со стороны площади донеслись команды командиров, топот выстраивающихся в шеренги полицейских, а затем и грозные предупредительные удары дубинками по щитам. Некоторые торговцы стали торопливо отвязывать растяжки тентов, складывать разборные каркасы и товар в машины. А вот Авад Эдельби пока не торопился. Он решил, что ничего плохого не произойдет, митингующие разойдутся, полиция уедет, и торговля, может быть, еще наладится. Так уже случилось в прошлом месяце, когда он ездил в другой город.
И тут из дворов появилась группа молодых людей с лицами, завязанными платками. Парни, гикая, выкатили жестяные контейнеры, на ходу поливая мусор из канистры. Бензин вспыхнул, и контейнеры, объятые пламенем, понеслись к площади с горки. Молодые люди кричали торговцам на базаре:
– А вы чего стоите? Присоединяйтесь! За свободу надо бороться! – После чего тут же стали бросать вслед контейнерам камни и бутылки.
С площади уже неслись крики избиваемых демонстрантов. Затем стали хлопать выстрелы. Авад понял, что запахло жареным, и срочно стал отвязывать растяжки тента. Но было уже поздно. Теснимая полицией толпа сумела прорвать строй правоохранителей и хлынула спасаться. Люди бросились на рынок. Теперь толпа грозила смести прилавки и торговцев.
– Они нас газом травят!
– Снайперы на крышах засели!
– Есть убитые! – звучали крики.
Узкие проходы между торговыми местами наполнились бегущими. Подкашивались подпорки, падали тенты. Авад растерянно смотрел то на парнишку с разбитой в кровь головой, который пытался прикрыть рану снятой с себя рубашкой, то на сорокалетнего мужчину, задравшего голову и льющему себе на лицо минералку, глаза его были красными от попавшего в них слезоточивого газа. Но, как оказалось, не это было самым страшным. На базар ворвалась полиция. Правоохранители в защитных жилетах, в пластиковых касках с прозрачными забралами, прикрываясь щитами, принялись месить публику дубинками, уже не разбирая, где молодые активисты, где старики с женщинами, случайно оказавшиеся не в том месте и не в то время. Они хватали демонстрантов, тащили их, кого за руки, кого за ноги, к подъехавшим грузовикам. Эдельби почему-то казалось, что его не тронут, возможно, из-за того, что от всего творящегося ужаса его отделял низкий прилавок с майками, и торговец был как бы зрителем, а не участником.
И тут краем глаза Авад увидел, как качнулся его сосед – торговец игрушками внезапно приподнялся на цыпочки, а затем рухнул на разложенные для продажи майки. Тонкая фанера стенда треснула и провалилась. Из маленькой дырки в виске парня струйкой текла кровь и темным пятном расползалась на товаре. Это было настолько неожиданно, что Авад сперва даже не испугался, испуг пришел, когда он увидел в трепыхающемся на ветру тенте дырку, пробитую шальной пулей. Иллюзия безопасности тут же испарилась. Сквозь дырку в тенте в глаза торговцу бил колючий солнечный луч.
– Чего пялишься! – крикнул полицейский на застывшего Авада и что было силы ударил его дубинкой по ребрам.
Он бы ударил еще раз, теперь уже по голове, но тут из-за спины мирного Эдельби вынырнул молодчик с завязанным платком лицом и позаимствованным в грузовичке Авада огнетушителем, пустил под забрало полицейскому тугую струю порошка, смешанного со сжатым воздухом. Ослепленный правоохранитель взвыл, беспорядочно замахал дубинкой. Кто-то из демонстрантов тут же вырвал у него щит, им же и толкнул в грудь. Полицейского повалили на землю и принялись топтать ногами.
– Спасибо, уважаемый. Его еще можно будет заправить. – Молодчик вручил обалдевшему Аваду пустой порошковый огнетушитель и с криком «Бей сына вора и проститутки!» присоединился к товарищам, избивавшим поверженного правоохранителя.
К месту избиения уже продирались, расчищая себе путь дубинками и баллончиками со слезоточивым газом, полицейские. Было понятно, что разбираться, кто какие политические взгляды исповедует, они не станут. Сперва изобьют до полусмерти всех, кто под руку попадется, а потом повезут в участок. Обезумевший Эдельби бросил в их сторону пустой огнетушитель, сгреб попавшиеся под руки майки и запрыгнул в кабину своего полугрузовичка. Старая машина завелась лишь с третьей попытки. Полицейские уже перепрыгивали через поломанный прилавок и мертвого продавца игрушек.
– Стой, гад! – Один из правоохранителей замахнулся на лобовое стекло дубинкой.
Авад с испугу воткнул переднюю передачу и газанул. Машина дернулась, снесла полицейского. Торговец попытался убедить себя, что под колесами хрустнул прилавок, а не человеческие кости, и тут же сдал задом. Тент, привязанный к кабине, накрыл сражавшихся.
Эдельби осторожно провел свой грузовичок по узкой полосе между домами и поставленными торговыми навесами. Тент волочился сзади до тех пор, пока не зацепился за сухие кусты и не оторвался. Базар остался позади. Авад свернул в боковую улицу, по ней бежал с десяток демонстрантов, уносящих ноги от полиции куда подальше. Торговец никого не стал подбирать, хотя ему и махали. Через пару кварталов уже не было никаких напоминаний о митингующих и их разгоняющих правоохранителях.
На выезде из города полицейские остановили машину. Авад, похолодев душой, затормозил. Он был наслышан о том, что полиция засылает в ряды митингующих своих видеооператоров, которые снимают на любительские камеры происходящее, а затем по этим записям устанавливают активных участников и арестовывают их. На одном из кадров вполне мог оказаться запечатленным и сам Авад, бросающий в правоохранителей огнетушитель. Но полицейский всего лишь проверил документы и даже пожелал счастливой дороги.
Глава 5
Уже ближе к закату солнца Авад въехал в родной городок. Жену он не стал расстраивать, не решился живописать увиденное на базаре, просто сказал, что начался разгон митинга оппозиции и ему пришлось срочно уезжать, бросив часть товара. Закира, конечно же, расстроилась, но не сильно, всякое в жизни случается, хорошо, что муж вернулся домой целый и невредимый, ведь по радио уже передали о беспорядках в соседнем городе.
Авад устроился на увитой старой виноградной лозой террасе, откуда открывался вид на улицу. Теперь и ему самому увиденное днем казалось сном, кошмарной фантазией. Ведь совсем рядом шла другая – размеренная жизнь, к которой он привык. Соседи выходили из большого продуктового магазина на другой стороне улицы, здоровались с ним. Правда, покупки делали впрок, увозили на машинах и тележках мешки с мукой и сахаром, целые упаковки бутылок с минеральной водой. Но все это делалось без паники, а по- провинциальному обстоятельно и с надеждой на лучшее. Мол, мука и питьевая вода все равно не пропадут, жизнь-то продолжается.
Закира носила на стол еду. У них давно было заведено, что совместный ужин – главное в семейной жизни. А потому выставлялась лучшая посуда, как для гостей. Эдельби любовался дочерью Динарой. В свои четырнадцать лет она уже была полностью сложившейся девушкой, впору было подумать, чтобы выдать ее замуж. Но отцу хотелось, чтобы она еще хоть пару лет пожила в родительском доме, пока подрастет ее пятилетний братишка Айан.
Помолившись, вся семья принялась за ужин. Разговор особо не клеился. Динара в самом начале неосмотрительно предложила, чтобы отец завтра вновь съездил в город – вдруг мешки с майками и тент, оставленные на базаре, возьмет под охрану полиция, тогда их можно будет забрать.
– Никуда я не поеду! – отрезал отец. – Лучше пару недель вообще никуда не выбираться. А тент уже старый был, все равно новый собирались сшить. Вот и поменяем. Все, что ни делается, делается к лучшему.
