следующий день всем гостям предстоит пройти испытание. Испытание состоит в том, что каждого гостя взвешивают на весах, на вторую чашу которых кладут семь гирь. Шарлатанов, оказавшихся слишком легкими, с позором изгоняют прочь. Царственных адептов, которым не удалось достичь высшего мастерства, отпускают с почетом, позволяя испить глоток Забвения, который спасет их от ненужных терзаний. Тех же, кто явился без приглашения, казнят.
Достойных провожают в сад, где взорам их предстают еще более дивные чудеса. Появляются алхимические животные: выходит лев с обнаженным мечом в лапе, а затем, среди благоговейной тишины, выступает из гущи темных деревьев белоснежный и величественный единорог в золотом ошейнике, с почтением преклоняющий колени перед львом. «Лев сломал меч, и осколки его упали в фонтан. Затем он заревел и ревел до тех пор, пока к нему не подлетел снежно-белый голубь с оливковой ветвью в клюве. Лев пожрал ветвь и успокоился. Единорог с радостью вернулся на свое место. Дева в это время повела нас назад, вниз по извивавшимся лестницам». Увенчанные лавровыми венками и облаченные в одежды с вышитыми знаками Золотого Солнца и Серебряной Луны, они спускаются на 365 ступеней. А затем происходит долгожданное событие: гостей представляют Королю. После аудиенции перед гостями разыгрывается чудесная комедия, представляющая семь стадий достижения совершенства. Избавляясь от традиционной символики, Андреа изображает приключения Короля и Королевы увлекательно и живо, проявляя незаурядный психологический талант.
Стадия гниения представлена в облике царя Мавров, который похищает Принцессу и увозит ее в свое мрачное царство. Ее спасают, но она по доброй воле возвращается к своему мучителю. Юный Король опять освобождает ее, но она снова становится добычей мавританского чудовища, который подвергает ее бичеванию. Теперь Принцесса обречена умереть от яда, но не погибает, а только заболевает проказой. Стыдясь своей болезни, она отказывается принять посланцев доброго Короля. Оскверненная, больная, лишенная всех царских почестей, она покоряется мучителю. Но после решающей битвы с Маврами Король в очередной раз освобождает Принцессу против ее воли. Близится седьмая стадия алхимического процесса — мистическая Свадьба. Свадьба празднуется с барочной роскошью, и действие со сцены незаметно переходит в реальность. Но реальность эта оказывается куда более странной, чем вымысел. Праздник обращается в кошмар: всех гостей за пиршественным столом начинают мучить дурные предчувствия. В зал вносят маленький хрустальный фонтан и хрустальную чашу с королевским напитком. Каждый гость отпивает из нее Глоток Молчания.
«Под звон колокола белые одежды были заменены на черные. Стены также задрапировали черным бархатом». Является палач, и всю королевскую семью обезглавливают! За этим следует день траура и скорби, ознаменовавшийся не менее удивительными событиями. Розенкрейц видит в глубоком подземелье обнаженную Венеру, которая покоится на богато убранной кровати. В тайных коридорах здесь порхает Купидон. В саду, куда затем выводят героя и других адептов, растет чудесное древо, роняющее плоды в фонтан. «Сирены, нимфы и морские богини» приветствуют гостей Свадьбы. К берегу озера подплывают мистические корабли.
Затем девы приводят алхимиков в башню, где те принимаются за труд воскрешения Короля и Королевы. Здесь их взорам предстают золотые глобусы и зеркала между окнами, висевшие «таким образом, что всюду было видно только отраженное солнце». Разрезав алмазом золотой глобус, Розенкрейц и его товарищи извлекают оттуда белоснежное яйцо феникса. Вылупившийся птенец питается кровью обезглавленных Королей и Королев. Его кровь, в свою очередь, оживляет казненных, которые сперва являются в виде гомункулов, ростом не более десяти сантиметров. Затем эти малютки чудесным образом начинают расти и превращаются в нормальных младенцев. Возрожденных Короля и Королеву кладут рядышком на стол и накрывают белой тафтой, после чего переносят на кровать и задергивают занавесками. Под надзором Купидона повенчанная пара вступает в брак. Но роман на этом не кончается: следуют новые удивительные события. «Король и Королева сели играть в игру наподобие шахмат, но фигурами в ней были добродетели и пороки. Из игры можно было увидеть, как пороки сидят в засаде, устроенной против добродетелей, и каким путем можно избежать неожиданной встречи с ними». Лишь спустя несколько страниц роман внезапно обрывается посередине предложения. К нему приписана концовка: «Здесь недостает двух листов». Нам так и не удается узнать дальнейшую судьбу героя и проследить за новыми приключениями королевской четы.
«Химическая свадьба» утоляла жажду чудесного в читателе, позволяла ему вернуться к детским мечтам и открывала перед ним убежище, спасающее от житейской рутины. Ведь в каждом взрослом живет ребенок, которого по-прежнему тянет поиграть, — а какая игра может быть увлекательней, чем поиски тайного знания? Подземелья человеческой души сродни мистическим лабиринтам, во тьме которых происходят безмолвные встречи при свечах, сродни секретным тайниками между двойными стенами замка, скрывающим в себе ослепительные сокровища.
11. Тайные общества
Благодаря Валентину Андреа получило новый импульс к развитию масонское движение, зародившееся, вероятно, еще в VIII или IX столетии. В 1645 году несколько английских розенкрейцеров — в том числе знаменитый астролог Уильям Лилли, антиквар и алхимик Элайас Ашмол, Джон Парсон, Роберт Морэй и др. — собрались, чтобы объединить усилия. Секретность, которой они окутали свой кружок, эти оккультисты оправдывали нетерпимостью жестокого века, который обрушил бы на них гонения и злобу. Однако, соблюдая тайну, они, тем не менее, должны были как-то вербовать новых сторонников. Решение этой проблемы нашел Элайас Ашмол. Поскольку традиция обязывала всякого лондонца быть членом корпорации, Ашмол зарегистрировался как каменщик; прочие последовали его примеру и получили возможность свободно встречаться в здании гильдии каменщиков. От этой группы ашмолианцев и берет свое начало церемониал масонов — вольных каменщиков.
Эта «игра в розенкрейцеров» была ничуть не менее серьезной, чем древние мистериальные обряды. Смыслом ее было обретение истинной магии, а отнюдь не притворство. Магия символизировала власть человека над материальным миром, воплощая в себе уверенность в том, что за счет правильных мыслей и действий маг может взойти в высшие сферы, где все люди — братья. Такое достижение было повыше рангом, чем полеты ведьмы на метле. Все тайные братства исповедовали веру в благородство человека, в безграничность его силы, в права человека и в то, что долг человека — объединить под сенью «Святого Духа» всех людей. Но пока не исполнена эта титаническая миссия, пока человечество не достигло универсального единения, розенкрейцеры вынуждены встречаться со своими ближними не в возвышенных интеллектуальных сфер, а в таинственном зале собраний общечеловеческой души, коллективного бессознательного. Андреа называет этот «зал» Королевским Замком; маг Сен-Мартен (1743 — 1803) описывает его как храм, в который войдут в один прекрасный день люди, исполненные душевного покоя и духовной жажды.
«Химическая свадьба Христиана Розенкрейца» — путеводитель для устремившихся в это святилище. В своих скитаниях Розенкрейц следует за магнитной иглой и с ее помощью находит путь в Замок. Это компас мудреца, измеряющий глубину души человека, — «тот договор, который человек должен постоянно заключать сам с собой снова и снова». Высшая нравственность — в том, чтобы во всем держаться своего высшего «я»; добрые дела — это тренировка, позволяющая избавиться от греховной гордыни, которая может обуять Брата, сознающего все величие своей миссии. Практика благотворительности воплощает намерения в жизнь, укрепляя в человеке уверенность, что всякую мысль можно превратить в реальное дело. «С каждым материальным фактом, — пишет Сен-Мартен, — соседствует интеллектуальная истина».
«Химическая свадьба», этот одинокий цветок, расцветший на засушливой почве немецкой барочной литературы, стала связующим звеном между магией Парацельса и романтизмом XIX века. Разве не вспоминал Новалис о мистических странствиях Розенкрейца, когда восклицал: «Мир становится Мечтой, а Мечта — Миром»? Разве не в том же ключе Гёльдерлин напоминал человеку о его тождестве с микрокосмом: «О Солнце, о Воздух, одними лишь вами, как братьями моими, живо сердце мое». Генрих фон Клейст говорит о своей скорби словами алхимиков: «Вот, погружаюсь я в глубины моего сердца; в
