Купидон мигом спустил когтистую свою лапу на Настино горло, а Елисеев вытащил из кармана правую руку, и навел черное дуло револьвера Трегрею в грудь.
– Стой! – приказал он, неожиданно перейдя на «ты». – Стой, где стоишь! – бизнесмен говорил уже резким тоном, и видно было, что Олег своими словами мгновенно очень рассердил его. – В его присутствии, видите ли… Условия он здесь ставить будет… Стой и слушай, когда с тобой разговаривают… сопляк!
Ростислав Юлиевич рывком поднялся, шагнул вперед, все так же держа Трегрея на мушке, остановился перед полуголым окровавленным парнем – высокий, красивый, смотрящийся в своем длинном белом халате действительно величественно. В этот момент, растревоженные вскриком своего хозяина, бодрствующие девочки наблюдали за происходящим уже с открытыми ртами. Кое-кто из них взвизгнул, одна даже (та самая «Красная Шапочка»-Виолетта) тихонько заплакала. Теперь уже было ясно, что игра, в которую, до поры до времени, забавлялся Елисеев, кончилась.
– И имей понимание, что тебе честь оказана: ни с кем другим я бы и двух слов не сказал! – в рычащих тонах добавил Ростислав Юлиевич. – Ясно тебе?
Елисеев угрожающе ткнул в сторону Олега стволом пистолета. А тот, отступив на шаг, вдруг принял классическую фехтовальную стойку, выставив перед собой – как бы против пистолета в руках Елисеева – длинную тяжелую кованую шпагу. Этот жест со стороны выглядел настолько нелепо, что весь огромный зал совершенно неожиданно зазвенел многоголосым смехом, словно с высокого потолка осыпалось на пол мирриадом осколков гигантское зеркало. Смеялись девочки. Смеялся Купидон. Криво раздвинул губы в невольной улыбке и Кардинал. Сквозь слезы смеялась даже Виолетта.
Но Елисеев не смеялся.
– Для тебя сейчас все предельно ясно, – заговорил он зло и быстро. – Ты – благородный борец за справедливость. Я – безнравственный извращенец, оскверняющий своим существованием эту землю. Так ты считаешь? Правильно?
– Отнюдь, – ответил Олег. – Если бы для меня все было ясно, я бы не желал разговора с вами. Но… пока я вас не совершенно понимаю. Как и многое в этой стране…
– В
Олег внимательно смотрел на Ростислава Юлиевича, но стойку свою не изменял. Клинок шпаги все так же метил в грудь Елисееву. Как и ствол пистолета Елисеева целил в грудь Олегу.
А Ростислав Юлиевич продолжал. Похоже, он и вправду говорил искренне. И похоже, эта его речь выплескивалась сама собой… наверное, потому что раньше Елисееву некому и незачем было это сказать. Как будто он ждал именно такого, как Олег, чтобы высказать все это. Как будто знал: именно такой, как Олег, его поймет – и больше никто.
– Я знаю, о чем говорю, и за каждое свое слово готов ответить, – голос Ростислава Юлиевича звучал все тише, но вместе с тем становился каким-то более отчетливым и веским. – Те, кто сейчас находятся у власти, никоим образом не достойны своего положения. Какие из них хозяева? Наемники, одно слово… Подавляющее… если не сказать, абсолютное… большинство тех, кто является слугами государства и народа, имеют четкую и однозначную позицию. У этой страны нет будущего – говорят они, знающие реальную текущую ситуацию, – поэтому необходимо хапнуть как можно больше и в как можно меньшие сроки – и переправить нахапанное за границу. В общем-то, ради этого они и живут, ради этого и стремятся на государственную службу. Чтобы иметь возможность переводить за границу финансовые активы, скупать там – желательно, где потеплее – недвижимость, определяя на учебу или жительство собственных родственников, в первую очередь, конечно, детей. Ибо – об этом тоже они говорят без стеснения – в этой стране детей растить нельзя. Да что там чиновники, депутаты и прочие!.. Ты спроси любого гражданина нашей родной РФ о его голубой мечте. Шестьдесят процентов сообщат о том, как страстно они жаждут свалить жить за границу. Остальные сорок процентов будут бить себя кулаками в грудь и утверждать, что в гробу эту заграницу видели и Родину любят – потому что прекрасно понимают: необходимого количества денег у них никогда не будет. Хотя если вдруг деньги откуда-нибудь появятся, сразу и с охотой поменяют свое мнение на противоположное. И те, и другие – достойны презрения, потому что слабы. И потому что открыто и откровенно признают это. Имея знания и возможности укреплять и надстраивать, они единодушно и без колебаний рухнули в соблазн разрушения. Выковыривать для себя из фундамента общего здания кирпичики. Соскабливать позолоту со стен, тащить ковры и канделябры… А нынешняя власть! – воскликнул Ростислав Юлиевич. – Да, нынешняя власть! Единственное достижение этой власти – создание системы, когда люди на бюджетных должностях откровенно и открыто работают не на государство, а на себя – имея перед глазами пример и наставление. Все! От простого слесаря ЖЭКа или гаишника – до губернатора области или министра. Любой знает: вернейший и быстрейший способ получить то, что гарантировано тебе законодательством, – заплатить за услуги. Отвести от себя возмездие за нарушение законодательства – заплатить за услуги. Все административные вопросы и даже вопросы государственной важности решаются в частном порядке. При существовании такой системы само законодательство становится условностью. Фикцией. Как говорится: показухой. А гениальность этой системы в том, что она – система. Такое положение дел – абсолютная, никого нисколько не удивляющая нормальность. Общественное мнение понимающе молчит. В государстве, где функционирует такая система, можно все. Руки целеустремленного человека развязаны. И этот человек может достичь многого, очень многого. А сверхчеловек – может достичь всего!
– В этом вы, бессомненно, правы, – проговорил Трегрей. – Лишь тот, кто умственно вышагнул за пределы существующей системы бытия, способен покорить ее, эту систему. Подчинить ее себе. И у вас получилось это. Правда, здесь же, в вашей победе, кроются причины вашего же неминуемого поражения…
Но Елисеев, кажется, вовсе перестал его слушать.
– А хочешь знать, молодой человек Олег Гай Трегрей, в чем причина условий существования такой системы? – говорил он. – А? Причина в том, что в каждом отдельно взятом человеке здесь очень слабо чувство достоинства. Он не уважает самого себя. Отвык уважать. И следовательно, априори согласен существовать в любых условиях, даже и самых скотских. Но, тем не менее, продолжает упрямо желать лучшего для себя… И я говорю сейчас не только о рядовых гражданах, об этом, так называемом, населении.