погребальный костер. По долине, отлично видной с капища, ползли полосы сизого тумана. Там повсюду стояли шесты с просмоленными колесами наверху. Когда запела какая–то ночная птица, чьей песни ожидали как сигнала, дикари зажгли колеса. Они, пылав, завертелись, и звездное небо словно отразилось во мгле долины — созвездия Пцеры смотрели на созвездия огненных колес, повторявших их очертания. Туземцы напились пьянящего сока, и в деревне начались песни, танцы, хороводы у костра. Оттуда доносились крики. Черные фигурки, корчась, прыгали вокруг пламени. А капище было темно, и вдоль тына, чувствуя присутствие людей, осторожно пробежал какой–то хищник.
Метеоритный поток ворвался в незамутненную синеву безмятежного идаруйского неба.
Блещущий ливень, прекрасный и смертоносный, низвергся на холмы Идаруи. Небосвод дрожал и полыхал. Светящиеся линии расчертили воздух. Молнии из космической пустоты били по планете, леса и холмы озарялись их светом.
Навк и Дождилика застыли в путах, приковавших их к столбам. Они видели, как метеоритные удары обрушились на деревню. Загромыхали корабли людовищ, снопы искр взметнулись над деревьями. Люди бесновались, опьяненные, метались среди пожаров и воронок. Многие гибли от попадания метеоритов, многие были затоптаны. Бомбежка не прекращалась ни на секунду, новые и новые волны огней обрушивались с небес на Идарую: Привязанные к столбам, Навк и Дождилика ждали решения своей участи.
Метеориты били и по капищу. Вот рухнул идол, вот проломлен тын, вот упал второй истукан, вот расколот третий. Пламень летел прямо в лицо, но Навк боялся отвернуться, словно только силой взгляда оберегал себя и Дождилику от гибели.
И все же ночь Звездного Сошествия прошла: Розовый рассвет поднялся над дальним краем Идаруи. Еще вчера цветущая планета стала похожа на поле боя. Кругом зияли кратеры и воронки, леса были повалены, что–то горело, по земле стелился дым.
Разгромленное селение уныло чернело под горой. Капище было взрыто, идолы перекосились в разные стороны, повсюду валялись щепки тына, кое–где из земляных куч торчали заостренные бревна частокола. Птицы не пели.
Дождилика осунулась. Синяя тень заняла у нее пол–лица.
Когда в полдень пришли хмурые воины и начали отвязывать их от столбов, Навк, поискав взглядом, спросил одного:
— А где Удивляющий Толкованиями?
— Он ушел в свою небесную хижину, — ответил воин.
Глава 19. ХАН–ТЭГР
Едва топор перерубил волокна, соединяющие лист с ветвью, Навк обхватил коротенький стволик черенка и глянул вокруг. Пустое пространство гудело со всех сторон. Голубое небо раздулось на всю вселенную. Солнечный свет почти неощутимо играл, трепеща, в струении воздуха. Лес выглядел уже изумрудной пеной на гребне черной стены. Внизу вваливалась в недра планеты циклопическая каменная впадина.
Лист Дождилики крутился невдалеке, увлекаемый тем же ветром, что и лист Навка.
Голова и плечи девушки появились над зубчатой кромкой, кудри вспыхнули, оживая на ветру, и тонкая рука, почти растворяющаяся в сиянии небосвода, махнула Навку.
Ненадежные челноки несли их по пространству. Незримые силы забавлялись ими, кружили и качали, обводили друг вокруг друга, точно в вальсе, сводили и разбрасывали. Листья то проносились рядом, то разлетались, и наконец, уловив момент, Навк и Дождилика вытянули руки, и пальцы их коснулись, сжались, чтобы не разжиматься, и два листка, соединенные вместе, помчались рядом в невесомой стремнине.
Их несло прямо к Хан–Тэгру на крыльях полуденного пассата. Внизу проплывала черная, остекленевшая, оплавленная земля; проплывали замершие в скрученных, нелепых позах, застывшие каменные фонтаны, нагромождения валунов, покосившиеся, вывихнутые утесы, вулканические воронки, лавовые пузыри, гейзеры магматической пены — спекшаяся каша давнего смертельного сражения. Какие– то смутные конструкции проглядывали в остановившемся, но все равно бурлящем каменном месиве, какие–то полуразрушенные машины, сросшиеся со скалами, слившиеся с ними и неразделимые, как вечность и забвение.
Хан–Тэгр медленно увеличивался, покачивался, словно через горные хребты шагал навстречу. Навк уже мог разглядеть его, насколько позволял янтарный свет начинающегося заката. Хан–Тэгр, вышедшее из недр времен чудовище Кораблей, божество, по преданиям всех миров Скут–сектора способное зажигать светила, стоял на трех коротких, широко расставленных лапах. Его трехгранное тулово венчали три плеча. Одна рука была тесно прижата к телу, другая, некогда простертая в сторону, отбита, а третья всегда указывала на солнце и теперь была протянута к зубцам дальних гор на западе. Голова глядела на закат единственным хрустальным глазом. Издалека казалось, что над рылом каменного исполина пылает яростная шаровая молния.
Полуденный пассат слабел, растворялся. Листья пошли вниз, нырнули в ущелье, пронеслись, задирая носы, по каньону, опустились на осыпь, заскользили по ней, как полозья, и наконец замерли. Навк и Дождилика выпрыгнули на камень.
— Страшно: — оглядываясь, сказала Дождилика.
Массивный пик, царящий над всей местностью, и был исполином Тэгром, но признать его снизу можно было лишь по слабому оранжевому ореолу вокруг вершины — так отраженным солнечным светом горел хрустальный глаз. Ущелье убегало прямо к гиганту. Навк и Дождилика пошли вперед, в глубину густых сумерек.
Неожиданный толчок кинул их на землю, и они покатились по склону. В то место, где они только что стояли, вылетев из стены, ударила чудовищная железная рука.
Дождилика вскрикнула, да и Навк покрылся холодным потом. Прямо над ними, полувплавленный в стену, высился исполинский робот, кулак которого только что метил в них.
— Они еще работают!.. — прошептала Дождилика.
Навку вдруг почудилось, будто все ущелье задвигалось, ожило, будто зашевелились все камни. Он стремительно оглянулся и понял, что здесь повсюду находятся вросшие в монолит роботы. Что–то дергалось и лязгало там, где они только что прошли. Из щели торчал манипулятор, шаря по скалам. В темноте зажглись тусклые прожекторы. Загудели моторы. Кладбище роботов извергало мертвецов на поверхность. Кто торчал по пояс, кто по шею, один влип спиной, другой, наоборот, из камня выставлял бронированную корму. Человекоподобные или паукообразные, они ждали тысячи лет, когда вновь придут их враги, и теперь тянулись к ним погнутыми, ржавыми щупальцами, топорщили, не в силах сдвинуться с места, покалеченные, изогнутые, вывихнутые конечности, гудели, пытались ослепить лучами, коричневыми от древности, впустую лязгали затворами вмонтированных орудий, катапульт, ракетоустановок. Красные фонарики некогда боевых лучеметов сыпью покрыли скалы. Взметая пыль, свистели прохудившиеся компрессоры, моторы, выло электричество, глухо и вяло ползли по ущелью голоса побежденных машин:
— Седьмая линия — огонь! Восьмая — огонь! Девятая — огонь!..
— Объект семь–три–семь–одиннадцать парализован!..
— Осуществляю обход! Маневр прикрытия выполняет паритет–истребитель!..
— Наблюдаю двух человеков! Уничтожить не могу! Прием!..
— Координаты меняются. Прикрытия нет. Локаторы показывают:
— Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Нена:
— Прошу подключить меня к полковому генератору:
— Вышел из строя. Требую замены. На радаре — враг:
— Поиск синхронизирован. Вижу цель. Я на рубеже поражения:
— Дистанция ноль. Огонь! Огонь!
Держась друг за друга, оглядываясь, подолгу задерживаясь и в итоге вертясь на одном месте, Навк и
