возможного. Мы, не без основания, рассчитывали на гонорар за отрывок И. В. И теперь — сами понимаете. Прилагаю стишок из собираемого Дневника.[899] Если редакция способна выдать под него (кредиткой в обратном письме) 5 дол<ларов> (о десяти не смею просить!), буду очень польщен. Ну жму Вашу руку дружески и с аттенцией*, как всегда. Не берите с меня пример — ответьте в Вашем обычном блестящем стиле...
Ваш всегда
*Attention (фр.) - внимание, заботливость и т. п.
126. Георгий Иванов - Роману Гулю. 25 октября 1956. Йер.
25 октября 1956
Beau-Sejour
Нуeres
Var
Дорогой Роман Борисович,
Положение вещей (как, по крайней мере, оно рисуется мне по сю сторону океана) более менее таково: после моего последнего письма (того, где были приложены стихи) пришли от Вас 10 д<олларов> аванса (благодарю!). Завернуты в вырезку Вашей статьи о рыжем[900] (весьма и весьма «в цель») и с бессмертной терциной, чисто дантовской силы
Книги, действительно, пришли на днях… Это все.
В последнем Вашем письме Вы, как будто, писали, что собираетесь в «начале сентября» начать сбор в мою пользу, но ждете приезда М<ихаила> Мих<айловича> «необходимого для этого дела». Там же Вы, как будто, приглашали меня клеить книгу. Я, помнится, справлялся, что же собственно клеить, и указывал, что кроме двух последних «Дневников» у меня ничего не имеется и что переписанные на машинке стихи послевоенного периода, если Вы их в свое время выбросили, необходимо для клейки книги вновь переписать. Задавал и всякие другие вопросы. Сегодня по нашу сторону океана 25 октября. А с Вашей стороны оного, как говорит пословица, «нет ответа, тишина»[902].
Не обессудьте, что не вдаюсь в игривый эпистолярный тон нашей обычной переписки. Но как-то не играет перо, да и марки в последнее время в моем представлении так чудовищно выросли, что прямо не подступись — точно к фунту сахара. «Бытие определяет сознание». Хоть и украл эту истину Маркс у Бекона[903], но и краденой она, увы, остается в силе! И даже моральное удовлетворение Гомулкой[904] не очень смягчает ее. Ну вот. Адрес мой все тот же. Погода у нас хорошая, но по вечерам свежо: с наслаждением и благодарностью надеваю присланный Вами кабардин[905].
Жму Вашу руку.
Г. И.
<Приписка на полях 1-й стр.:> И. В. кланяется и очень просит вернуть ее рукопись или ее переписку на машинке.
1957
127. Роман Гуль - Георгию Иванову. 1 января 1957. Нью-Йорк.
1 января 1957
Дорогой Георгий Владимирович,
Я все прекрасно понимаю. Я слышал — через океан — и Ваш зловещий шепот (я различил в нем все самые отменные ругательства по моему адресу), и Ваш басовый мат (я тоже его понял, увы). Я винюсь. Да, я виноват, я не ответил на письмо, я оборвался на самой верхней ноте — все это так. Но позвольте, господа присяжные заседатели! Есть ведь для подсудимого и требующие снисхождения обстоятельства. Да, господа присяжные заседатели, они существуют! Они существовали! И вообще, и в частности. Писать о них? Но, господа присяжные заседатели, поверьте лучше на слово, что они были (и есть): тут и недуги, и депрессии, и тяжкая замотанность, и нервность вообще и нервность в частности, и некоторое нездоровье Мих. Мих., и мое тоже, Вы все думаете, что Вашему Эккерману[906](или лучше, конечно, Ницше — это правильнее) — двадцать лет. Увы, граф, это было, конечно, но уже более сорока лет тому назад. Итак, господа присяжные заседатели выносят Гулю оправдательный приговор и приглашают его к деловому разговору с Жоржем Ивановым и с Ириной Владимировной (она же политический автор — как давно это было! Боже, как давно! но это не прошло, это возвратится и возродится, юнкер Шмидт,[907] честное слово!). Итак, — дальше деловой разговор.
У нас с Вами несколько пунктов. Первый — о Вашей книге стихов. Напишите, какие стихи, из каких книг Н. Ж. Вам надо переписать? Мы это сделаем и вышлем Вам. Макет Вы должны делать — по-моему — так, как Вам кажется лучше. А типография (если это устроится) уже скажет, как и что. Второй пункт. Я обещал Вам пустить среди друзей подписной лист. Ну, не мог, не мог — поймите, ни времени, ни сил, ни духа, ни бодрости, ни напористости, ну, ничего. И все-таки — три — человека писнули и оказалось 50 дол<ларов>. Должен получить эти деньги от М. М. на днях, наверное. Всего три человека, но надо встретить многих других, позвонить, поймать, сказать несколько слов. Не серчайте. Будем откровенны. Предположите, что Вы должны собирать для Гуля. Сколько бы Вы собрали? И собирали ли бы вообще? А то, что деньги задержались, это ничего, деньги всегда нужны...
Третий пункт. У нас есть Ваше стихотворение о Фермопилах.Мы его не пустили в этой книге, ибо Вы хотели добавить к нему роскошный дневник. Почему дневник застрял? Давайте его! Думаю, что он есть, ибо пауза была глубокая и насыщенная.
Ир. Влад. тоже нам обещала, но нет и нет. Пааччеммуу? Ну, — в последний раз — пока я не погиб — на братский пир труда и мира (кажется, так?) — сзывает варварская лира! [908] (а м. б., вовсе и не так — простите, мы неграмотные...).
Шлю сердечный привет, цалую одну руку Ир. Влад., а другую, Жоржеву, жму, жмал и буду жмать...
