В вышеупомянутой новомирской статье 1989 года И. Золотусский произнес общеизвестные, но верные слова о «приказной», или «заказной», критике.
В критике «новой» заказ внешний сменился внутренним — самозаказом по обслуживанию своей референтной группы. Например, ничего, кроме хорошего или очень хорошего, мы никогда не прочтем в газете «Сегодня» о прозе Андрея Дмитриева (я не оцениваю сейчас качество его прозы — я лишь о критике, даже скорее о внутренней ее ингонированности). Или — Алексея Слаповского. Непременного искреннего комплимента всегда будет удостоен Петр Алешковский. Что бы ни сочинили о текущей словесности Александр Архангельский или Андрей Немзер, в их «индексе цитирования» или просто именном перечне эти фигуры будут представлены непременно. Творческая солидарность прежде всего. К «чужакам» же применимо любое оружие — вплоть до тяжелой артиллерии, как к заметкам Коновалова- Голлербаха в «Звезде» (см. «Сегодня», 1995, 14 февраля; «Сегодня», 1995, 24 февраля), что дало выразительную возможность их автору (чью оценку деятельности «НЛО» я не разделяю вовсе), может быть, и не совсем справедливо, но очень грустно заметить: «Сколько трудов положено на создание этой шкалы, на притирку элементов, на выработку единого мнения. Как долго созидалась вся пирамида, каких усилий от каждого требовало создание этой иерархии, какой коллектив сложился…» («Звезда», 1995, № 6). Сложился.
Возникает ощущение, что, несмотря на твердое проведение границ и резкое размежевание «Сегодня» с «новой» критикой «НГ», стилистическому ее влиянию (подспудному) подвержены даже, выражаясь языком А. Н., ее идейные «супротивники». И вот уже мы становимся свидетелями погрома (без преувеличения), учиненного С. Гандлерскому («Трепанация черепа»), поводом к которому послужило неосторожное упоминание автором имени сотрудника газеты «Сегодня»…
Все мы варимся (привет образно-художественной критике) в одном, если гак можно выразиться, контексте.
И, естественно, влияем друг на друга, несмотря на все различия в языке, стиле, а также происхождении и принадлежности к поколению.
Журнальная (художественно-идеологическая) критика, как мы обнаружили, продолжает оказывать влияние на «новую», как бы та ни отделялась при помощи преувеличенного уважения или, наоборот, отстрела вроде курицынского (например, издевательская нигилятина но поводу романа Г. Владимова: «ЛГ», 1995, 11 октября), изощренного филологизма или всеохватного наплевизма. А газетная критика, в свою очередь, влияет на журнальную.
Толстые журналы начали разукрупнять монолиты. Так возникли новые мобильные, динамичные рубрики — «Эхо» Л. Аннинского в «Дружбе народов», «По ходу дела» А. Марченко и позже присоединившегося к ней П. Басинского в «Новом мире», «Литературный пейзаж» в «Знамени», где рядом с традиционной рубрикой «Критика» возник новенький «Наблюдатель».
В «Наблюдателе» по редакционному замыслу, который начал реализовываться со второго полугодия 1995 года, осуществляется задача как можно больше информировать читателя о текущей словесности — желательно без «прибамбасов», изысков и кокетничанья. В «Новом мире» рядом с рубрикой «По ходу дела», не без раздражителя со стороны насыщенных информацией о новых книгах газет, появились, кроме «Книжной полки», «Периодика», «Зарубежная книга о России» и «Русская книга за рубежом». В «Звезде» — «Путеводитель но книжному миру».
Так что с литературной информацией ситуация в журналах, ранее сосредоточенных на концепциях, а жанрово предпочитавших крупногабаритные статьи, потихоньку выправляется. Причем с объективной информацией: оценку в аннотациях дать сложновато, да и надо ли? не свидетельствует ли само появление аннотации уже об оценке (важности) книги, на которую обращено внимание? Хотя встречается оценка, от которой не может удержаться автор аннотации (порою безымянный), особенно в «Наблюдателе», где эзопов язык тоже переживает внецензурное рождение (поэтика намеков, аллюзий и характерных, акцентированных умолчаний).
Зато объективность эта с лихвой компенсируется авторскими рубриками-откликами, полемическими по замыслу, с обязательным задиранием оппонента и даже (поклон участникам забега «НГ») переходом на личности. Точно сформулировала в рубрике «По ходу дела» («Новый мир», 1995, № 4) Алла Марченко: отсутствие культуры «и превращает наши разногласия в мордобой». Но разве не этот отнюдь не респектабельный жанр с легкостью удивительной здесь же подхватывается и ею самой? Так же, как подхвачен в толстых журналах жанр «светской» литературной хроники, которую отчасти пародийно, отчасти всерьез ведет неутомимый Сандро Владыкин в газете «Коммерсантъ». Ведь и Марченко («Новый мир», 1995, № 6) не удержалась от саркастического описания новогодней «шикарной тусовки» по «раздаче премиальных пряников», устроенной журналом «Знамя», а «Звезда» коллекционирует иронические картинки московских «тусовок» посредством публикации писем в редакцию вашей покорной слуги.
В статье «Сладкая парочка» автором настоящих строк уже был зарегистрирован переход критики изящной словесности в сферу литературного быта, и переход этот состоялся именно в новогазетной критике, а журналы — через определенную временную дистанцию — его сначала отрефлектировали, а потом спародировали.
Тем самым критика в «тонких» изданиях сыграла свою исторически положительную роль раздражителя, существенно расширив жанровый репертуар критических разделов «толстяков», легко усвоивших и в иных случаях по-своему усовершенствовавших в силу наработанного профессионализма ее приемы. И польза была несомненной: стало ясно, что критику «следует писать
Впрочем, у журнальной критики, в отличие от газетной, где состав участников подвергается тщательному отсеиванию, страницы для авторов открыты достаточно широко, деление на «своих» и «чужих» («ты в наш садик не ходи») не такое затвердевшее.
Здесь рядом печатаются Немзер и Басинский, Агеев и Архангельский, Линовецкий и Рассадин, Курицын и Латынина; неожиданно для себя встречаются разные критики, с разными представлениями о критериях, разными, норою противоположными, оценками, отнюдь не сходными литературными убеждениями и представлениями. Журнальная критика распрощалась с «руководящей и направляющей» ролью, а теперь еще и избавилась от обязательности быть «серьезной». Спасибо прессе, и пожелаем ей всяческих успехов в ее стремительных поисках. Все лучшее, уверена, будет понято и «поднято» критикой «соседней». А худшее… что ж, недаром газета живет всего один день.
В полоску, клеточку и мелкий горошек
За последние годы не только сама империя СССР, но и история советской империи неоднократно подвергались (в том числе литературной) де- и реконструкции. Процесс поисков исторической идентичности и предложения литературных проектов русской истории продолжается и сегодня.
Этап первый был просветительским периодом 1) десталинизации, 2) деленинизации, 3) детоталигаризации общественного создания. За 1986–1991 годы были массированно опубликованы ранее запрещенные тексты и так называемая «задержанная» литература — от 20-х до 80-х годов включительно. Сам процесс публикации имел двойной исторический эффект: тексты Карамзина, Ключевского, Соловьева, Ахматовой, Пастернака, Мандельштама, Платонова, Шаламова, Булгакова,
