роль той самой женщины-зверя, которая только и могла работать конклатеррой. Спорить с ней никто из них не пытался. Кашад в такие моменты только жалобно посматривал на Кремона, а тот чувствовал какое-то стеснение и не мог жестко осадить свою любовницу. Потому что Риона регулярно, каждую ночь, пробиралась к нему в постель на час-полтора, и они предавались страстным ласкам и любовному экстазу. А так как это тщательно скрывалось от всех, а особенно от напарника, то получалось и не так, и не сяк. Вроде и приструнить надо наглеющую женщину, но и она в ответ может ляпнуть с некоей обидой: «Как пользоваться мною для удовлетворения своей страсти, так первый! А как оградить от крика и обид – так его и нет как будто! Да?»
Примерно так она могла сказать. Поэтому и пользовалась своей безнаказанностью с каждым часом все больше и больше. Невменяемый хотел было дать право в таких случаях покомандовать женщиной Кашаду, даже начал намекать на это во время беседы с ним с глазу на глаз, но тот почему-то испугался, странно засмущался и отмахнулся от этого дела двумя руками:
– Ты старший брат, вот и занимайся ее воспитанием и усмирением!
«Уж не подозревает ли он, что мы с нею любовники? – озадачился энормианин. – И деликатничая таким образом, не хочет вмешиваться в наши отношения? М-да… Как бы выбрать момент и его об этом порасспросить?..»
А по теме сегодняшнего обсуждения вроде и возражать было нечего. Хоть дорогостоящий артефакт и принадлежал северянам, но продать его и пустить полученные средства на общие нужды рода Беерчи было в общих интересах. Поэтому Кремон к сказанному подругой только добавил:
– Но все, что есть в запасниках у Сату-Лгава, тоже выгребем. В первый день я там заметил массу оригинальных вещичек.
Только тут он просчитался. Когда они отправились по запасникам, то ничего дельного не обнаружили. А на вопрос, куда это все делось, хозяин дома искренне возмутился:
– Да ты знаешь, сколько мне подарков пришлось сделать за эти дни?! Командованию городской гвардии, чтобы улицу нашу в список патрулирования включили. Градоначальнику и его своре, чтобы они следствие прикрыли по поводу того нападения. Соседям, чтобы если и не помогали, то хотя бы сочувствовали и на моих кровных врагов работать не начали. Я уже не упоминаю о такой мелочи, как фонарщики, которые стали отключать свет возле моего дома за два часа до полуночи.
Вот тогда северяне и поставили хозяина в известность, что на торг они вынесут неактивированный шавасун и кое-что из имеющейся у них мелочи. Для старта хватит вполне, как и для готовящегося похода в соседний Курганд. А если повезет, то и для оптовой закупки продуктов на месяц хватит.
Артачиться и показывать излишнюю гордость рабовладелец не стал:
– Если это ваше добровольное решение, тогда отправляйтесь на торг немедленно. Все вместе. Для подстраховки и официального якобы присмотра за вами следом будет прогуливаться Лейч-Ера. Только умоляю вас, не забывайте, что ей нельзя и словом вмешиваться в работу конклатерры. И самое главное: не продешевите! Цену вы знаете, но как только поймут, на чей род вы работаете, то сразу попытаются воспользоваться моим бедственным положением. Берите за шавасун только золотом Центра.
Центр чеканил свои монеты, которые никогда в цене на падали.
Вышли через полтора часа. Не самое лучшее время для посещения огромного крытого здания торга, но именно тогда там уже не крутилась Салажа, встречаться с которой вот так сразу сентеги крайне не советовали. Вредная баба там бывала с раннего утра и после обеда. Впереди в кепи с красным помпоном гордо вышагивала Риона, Кремон и Кашад следовали за ней как носильщики. А сзади со скучающим видом плелась Лейч-Ера. По сути, она и не нужна была, подсказать при всем желании ничего бы не сумела, но уж очень ей хотелось посмотреть и прислушаться, как будет справляться со своей работой новая помощница по торговле и финансам.
Здание торга, напоминавшее по величине Каретный Двор, с парадного входа смотрелось величественно. Колонн внутри было неимоверное количество. Прилавков с поделками ремесленников и продуктами сельского хозяйства не было. Вместо них стояли разные столики, этажерки и подставки, на которых и располагались образцы. Только образцы, да и то вместо них порой висели списки предлагаемого. Без цен. Цены оговаривались во время личного контакта и начинавшейся торговли. С тыла к зданию примыкал огромный даже по меркам города двор, простиравшийся до самой городской стены и имевший свои отдельные ворота для въезда повозок. И вот уже на этом дворе было все и в любых количествах. Продавшая, например, муку конклатерра отсылала раба с покупателями к возам, и тот выдавал им купленное. Чаще всего покупалось много, и повозка продавца еще и доставляла товар к дому или в поместье покупателя.
Также следовало особо помнить и про особые сложности во время расчетов. Например, поместным хозяйственникам, продающим муку или солому для похасов, никогда денег не платили. С ними рассчитывались только товарами. Тканями, обувью, кухонной посудой. Производители тканей за свой труд могли получить изделия из кожи, парчи и железа, самое простейшее оружие и более ценные предметы домашнего быта. Ну и порой только самые мелкие, низкого качества деньги. Серебряные монеты – редкость. Кузнецы и кожевники, уже по традиции, требовали за свои изделия серебро. За отличное оружие и артефакты – только золото. За самые уникальные артефакты и изделия с драгоценными камнями – только золотые монеты Центра. Они по весу чуток отличались, практически не стирались со временем, и чеканка была особенная, сразу бросающаяся четкостью и глубиной штамповки.
И считалось, что чем большей монетой ты заплатишь, тем больше тебе обязаны дать товара низшей потребительской группы. Считалось! Но еще во время учебы казначей искательской ватаги заявила:
«Какой абсурд! Да только на этой косности и менталитете тут у вас можно заработать бешеные средства».
Хозяева дома с ней на эту тему и поспорить успели, и в первый раз поругаться. Вот потому Сату-Л?гав и напоминал при расставании о необходимости продажи за самое полновесное золото.
Все огромное пространство торга пестрело красными помпонами. Виднелись и дамы-сентеги, но их было гораздо меньше. Они притворялись, что просто тут прогуливаются да говорят о погоде.
Риона быстрыми шагами обошла выбранные места, спрашивая, что почем, а потом засела в той части, где торговали съестными припасами. Казалось, она вот-вот купит огромную партию продовольствия.
Кремон не выдержал, склонился к женскому ушку и зло зашептал:
– Ты что, забыла основное правило? Продукты в последнюю очередь! Они к вечеру дешевеют! К тому же у нашей хозяйки сейчас глаза вывалятся от бешенства. И товара на обмен у нас нет, как и мелких денег…
Но специалист по рыночно-обменным отношениям даже не соизволила взглянуть на своего любовника. Только гневно шикнула на него: «Не лезь не в свое дело!» – и вновь, уже в третий раз, подошла к массивной широкоплечей коллеге, которая и ростом выделялась среди остальных женщин. Прозвище, на которое она охотно откликалась, тоже было вполне соответствующее: Маманя. Но самое главное, что у этой представительницы расположенного к югу от Аллангарна поместья в списках было все. Начиная сметаной, творогом и колбасами и кончая тюками соломы для похасов вкупе с самими похасами. Похоже, на здешнем рынке был избыток пищевых товаров.
Маманя скучала, время для ее продаж еще не пришло, поэтому на новенькую, которая уже час крутилась вокруг да около, смотрела снисходительно, если не сказать с пренебрежением. Но поговорить, видимо, любила, потому встретила вопросами:
– Ха! Неужели так быстро решилась что-то купить? А ты знаешь, что я первым покупателям всегда цену завышаю?
– Знаю! – отозвалась Риона и тут же похвалила: – И правильно делаешь! Нечего всякой мелочи под ногами путаться, когда главные оптовые покупатели договариваются.
– Ой! Неужто сразу пять крынок молока купишь? – не удержалась от ехидства Маманя. – Оптовые – они такие!
Она не успела засмеяться первой, коллега ее опередила. А когда отсмеялась, перешла к делу:
– Нет, я не такая, столько молока не пью… – Риона ткнула пальцем за спину, на своих носильщиков: – Как тебе эти мускулистые парни? Они в каменоломнях по три нормы давали!
Громадная бабища тут же ожила, с завидной скоростью сорвалась с места и с довольным мычанием
