Как принято в монастыре, день «малого стада» по — прежнему начинался обращением к Богу. Молитвенная сторона в иноческой жизни главная, без молитвы ничего не совершается; без благословения свыше не пойдет ни одно дело, монашествующие хорошо знают это. К сожалению, молитва последних оптинцев дошла до нас в искажении. Вот ее настоящий текст, найденный в записи одного из учеников старца Нектария.
«Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что даст мне сей день. Господи, дай мне вполне предаться воле Твоей. Господи, на всякий час сего дня во всем наставь и поддержи меня. Господи, открой мне волю Твою для меня и окружающих меня. Какие бы я ни получал известия в течение дня, дай мне принять их с покойной душой и твердым убеждением, что на все святая воля Твоя. Господи Великий Милосердный, во всех моих делах и словах руководи моими мыслями и чувствами, во всех непредвиденных обстоятельствах не дай мне забыть, что все ниспослано Тобой. Господи, дай мне разумно действовать с каждым из ближних моих, никого не огорчая и никого не смущая. Господи, дай мне силу перенести утомление сего дня и все события в течение его. Руководи моею волею и научи молиться и любить всех нелицемерно. Аминь».
После ликвидации сельскохозяйственной артели на месте монастыря образовался музей «Оптина пустынь», к которому отошли храмы, трапезная и скит. Первым директором этого заведения стала Лидия Васильевна Защук, преданный отцу Нектарию человек, которая много сделала, чтобы спасти хотя бы то, что осталось.
В оптинском архиве сохранились «Стихи и правда упразднения Оптиной пустыни», приписываемые монастырскому пастуху отцу Памве [4], бесхитростный ритмический текст, похожий скорее на народный плач. Отсюда видно, что поначалу храмы закрыли; но через некоторое время богослужения возобновились: «Совецка власть церковь запечатала и не служили. Отцы — братия сокрушались и тужили. Вдруг милость оказали и служить приказали». Произошло это во многом благодаря Защук: просьба крестьян деревни Стенино оставить Казанский собор открытым не встретила возражений со стороны директора музея, слово которого было в тот момент решающим. По городам и весям российской земли уже вовсю лилась православная кровь, а здесь по-прежнему возносились молитвы о мире всего мира, о плавающих, путешествующих, страждущих и плененных, и совершалась бескровная жертва Господа нашего Иисуса Христа за неразумный род человеческий…
Ностальгией об этих мучительно прекрасных днях, точно из первохристианской эпохи дарованных народу русскому для приобретения венца мученического, наполнена эмоционально скупая на первый взгляд строка: «И Оптиной мне больше не видать», — но только на первый взгляд. Ибо поэт Анна Ахматова узрела знаменитую старческую вотчину именно такой: усиленно стираемой с лица земли, но молитвенно исповедующей имя Божие и не желающей истребляться. Об этом не кричишь — зубы стискиваешь…
Надо сказать, отец Нектарий был весьма образованным человеком. В годы своего предшествующего старчеству полузатвора он изучил множество светских наук, как?то: математику, историю, географию, некоторое время занимался живописью и всегда следил за художественной литературой. Когда Лев Бруни наведывался в Москву, он всегда возвращался с чемоданчиком книжных новинок. Наряду со всеми Батюшка выказывал интерес к новым веяньям. Как ни странно, одна из последних книг, которую читали ему ученики, был «ЗакатЕвропы» Шпенглера. Любил слушать Белого, Блока, Хлебникова и особенно Ходасевича, стихи которого высоко ценил. Однажды ему прочитали кое?что из Ахматовой, а потом Бруни попросил: «Благословите эту поэтессу». Батюшка сосредоточился, прикрыл глаза, а потом тихо вымолвил: «Она достойна… и праведна… приехать в Оптину пустынь. Тут для нее две комнаты есть».
Ахматовой передали старческое слово о ней, и она приехала, как паломница. Отец Нектарий благословил ее поселиться в келье послушницы Ирины Бобковой. Рядом через стенку жила Анастасия. Это и были те две комнаты, которые Батюшка в мыслях своих отвел Анне Андреевне: в больничном корпусе направо, там, где сейчас общежитие богомольцев…
У матушки Серафимы сохранились стихи, подписанные «Анна Ахматова».
О таком не кричишь — только зубы сжимаешь. Зубы, но не кулаки. Пальцы складываются в трехперстие, и вот уже знамение крестное орошает чело. Что бы ни выпало, мы все выдержим. Крест Голгофский знаменует собой Воскресение, и по — этому ОН при»… Думаю,) го ах ми i опскпе строчки, вдохновленные Оптинои пустынью.
В 1814 году на священническую вакансию в Наловский приход Олонецкой епархии был назначен протоиерей Иоанн Ильинский. В 1831 году у него родился сын, тоже Иоанн, который пошел по стопам отца. Окончив курс духовной семинарии, он рукополагается в иереи и наследует приход. Его супругой стала священническая дочь Параскева, от которой он имел двух сыновей: Стефана (1862–1921) и Иоанна, моего прадеда (1869—?). Прадед был именинником 8 мая, когда Св. Церковь прославляет евангелиста Иоанна Богослова в честь целебного праха, который исходил от гроба его в Эфесе, исцеляя душевные и телесные недуги всех прибегающих к нему.
Через два года после рождения младшего сына Параскева Иосифовна Ильинская скончалась. Ее похоронили близ алтаря церкви того же Паловского прихода, где похоронены все мои предки. Интересно, что смерть прапрабабушки произошла 2 марта ст. ст., а через 46 ле г в этот же день в селе Коломенском будет обретена Державная икона Богоматери в знак того, что теперь, когда Помазанник Божий отрекся от престола. Она Сама будет править Россией. Через 72 года, день в день, на белый свет появилась я…
Братья Ильинские тоже становятся священниками. Стефан долгие годы будет протоиереем Моштинской церкви, а Иоанна в 1895 году рукоположат во диакона, очень скоро во священники, и вот 8 мая, в день Ангела, он отслужит свою первую в жизни литургию в архиерейской церкви Петрозаводска.
