Аккорд двадцатый
Момент истины, дубль два
В начале шестидесятых годов Эрнесто Гевара де ла Серна, министр промышленности, руководитель комиссии по планированию, дипломат, президент Национального банка Республики Кубы, но в душе по- прежнему верный солдат мировой революции, почувствовал неладное. Еще не угас энтузиазм «строителей социализма», еще верилось в светлое кубинское Завтра… но уже медленно, как гангрена, росло число чиновников, управленческий аппарат раздувался непомерно, бывшие бесстрашные бойцы Сьерра-Маэстра превращались в бездушных взяточников… В общем, несгибаемая Куба постепенно становилась слепком с Советского Союза.
И в марте шестьдесят пятого Че плюнул на все, принял кардинальное решение: он оставил занимаемые им посты в руководстве страны, отказался от портфеля министра, от звания команданте, даже от кубинского гражданства. Он исчез с политической арены — и вообще из поля зрения. Журналисты в панике: арестован? Убит? Болен? Бежал? И только узкий круг друзей и соратников знает правду: несокрушимый Че, оседлав своего Росинанта, вновь отправился раздувать мировой пожар.
(Уже потом, после гибели Гевары, историки и биографы задавались непростыми вопросами. Например: почему команданте после его смерти захоронили тайно? То есть настолько тайно, что место погребения стало известно лишь три десятка лет спустя — взлетно-посадочная полоса небольшого аэродрома неподалеку от Валье-гранде. Зачем убийцы сняли с него посмертную маску и отрубили кисти рук? И почему Аргедас, тогдашний министр внутренних дел Боливии, лишь спустя два года, в обстановке жуткой секретности передал Фиделю восковую маску его лица, кисти рук и фотокопию дневника? Чего добивались боливийские (читай — американские) спецслужбы, окружая смерть Эрнесто покровом тайны? Что они искали?..
Историки и биографы до сих пор не знают ответа.)
А ответ прост, как колумбийский апельсин: вместе с Геварой, в свое время главным, не забывайте, банкиром Кубы, исчезла вся тайная партийная касса — список номеров счетов на предъявителя, открытых в банках Швейцарии, Германии, Франции.
Фидель в ужасе, но он вынужден молчать: нельзя подрывать веру народа и планеты в сплоченность кубинских партийных рядов…
А через полтора года Че объявляется в Боливии — самой слаборазвитой стране «беременной революцией» Латинской Америки, в нищей, терзаемой бесконечными путчами, отрезанной от внешнего мира Боливии. Вот куда надо вкладывать деньги, вот где обездоленный народ поднимется на борьбу, вот откуда начнется новая волна социального преобразования мира!..
Не получилось.
Местные индейцы не доверяли белым, особенно иностранцам. Местная компартия всячески уклонялась от любой помощи горстке повстанцев, высокопарно называющих себя Армией Национального Освобождения Боливии — АНОБ. Президент Линдон Джонсон лично дал ЦРУ «добро» на начало операции «Синтия» — уничтожение боевой группы Эрнесто Че Гевары. СССР предпочел не вмешиваться.
И в ущелье Эль-Торо, преследуемые боливийскими и американскими солдатами, Че и его отряд попали в ловушку.
И были разгромлены.
Из мясорубки спаслось всего семеро. Среди них — Мартинес Камилос, который, как сейчас выяснилось,
Некоторое время висела такая тишина, что было слышно, как в дальнем углу что-то бормочет под нос Вовка, разглядывая банки с нитрокраской. Борисыч отдышался и тихо продолжил:
— Но деньги партии, которые Рамон… простите, Че Гевара за полтора года разбросал по банкам Европы, — эти деньги никуда не делись. Они так и лежат, ждут, когда появится человек со счетами на предъявителя. А о тайнике, где Че схоронил все номера счетов, знали только он сам — и бедный Мартинес Камилос.
— Ясно, — сказала Люба. И обвела тяжелым взглядом присутствующих. — Кто еще замешан в каких- нибудь играх с такими ставками? Говорите, говорите, теперь уже можно, теперь уже все равно…
— Сколько там было бабок? — облизнув губы, спросил Михаил старика.
— Восемь миллиардов американских долларов, — преспокойно ответил Борисыч.
— Сколько?!! — услышав такое число, бизнесмен невольно дал петуха.
Повторно назвать сумму Борисыч не успел.
— Внимание! — Алексей резко поднялся, отбросил стул ногой. — Шухер! Кажется, нас засекли.
К нему рванулись все, прильнули к щелям. И увидели спину невысокого мужика, ленивой походкой уходящего вдаль. Мужик как мужик. В широкополой шляпе.
— Это уже второй. И оба косякнули так, совсем уж невзначай, в сторону лавки.
— Думаешь, подходы рисует? — нервно вытер губы ладонью Михаил.
— И за той вон оградой напротив башка мелькнула, — мрачно добавил Алексей.
— Вычислили, — без тени сомнения констатировала Любовь. — Хулио этот сдал или сами такие умные, теперь уж неважно… Черт, я думала, у нас форы часа три как минимум… — И сказала решительно: — Надо уходить.
— А если крышу стерегут? — сказал Борисыч.
— Ну… Тогда кранты.
— Славяне, у меня идея! — воскликнул Вовик.
На сей раз его не одернули — просто не обратили внимания. Все, кроме Михаила. Бизнесмен Сукнов, кардинально переменивший свое отношение к «ботанику», решил все-таки заслушать гения и отошел с ним в сторонку. Ему одному Вовик и принялся излагать свою идею, пока другие совещались, как станут отходить.
— Магазин этот — атомная бомба. Хиросима и Нагасаки. Ядерный полигон в Семипалатинске.
— В смысле? — опешил Миша.
— В смысле компонентов. Взрывчатки и детонатора.
Мишка подозрительно принюхался:
— Ты че, ботаник, опять насосался?
— Старик, кругом химия, — терпеливо объяснил Вовка. — Которая не только «не давайте детям», но и «не подносите к открытому огню…».
Тут до Сукнова стало понемногу доходить.
— То есть ты, что ли, можешь из этой барыжной дребедени сварганить типа зажигательную бомбу?
— Ты не вкалываешься, мэн! — Вова едва не подпрыгивал от возбуждения. — Гораздо круче сам магазин превратить в бомбу — в такую, что и вон ту ограду напротив повалит! Зыкинско получится!
— А сработает?
Вовик презрительно скривился.
— Если б вы, люди двадцать первого века, заучили хотя бы школьные учебники по органической и неорганической химии, то глупые вопросы отвяли бы сами собой. Раз плюнуть.
Но Михаилу некогда было терзаться по поводу школьных прогулов и троек с минусом по химии.
— Сколько надо времени? — с жаром спросил он, торопливо напяливая на себя майку с кроликом.
— Если я один буду кашеварить, то провожусь полчаса. Толпой навалимся — за пятнаху минут сделаем.
— Братва! — воззвал Михаил. Тут же обернулся к Вовику и перешел на шепот: — Лехина девка
