все более ясно, что предстоящее торжество — не для нас.
Поэтому мы отклонили приглашение. Надеюсь, наш отказ звучал вежливо, но мы не могли отказать себе в удовольствии подчеркнуть, что Джон Ирвинг — сторонник демократов, его жена не является американской гражданкой и, более того, — мы оба живы. Уж если это не исключит нас из «внутреннего круга» республиканцев, тогда мы занесены туда навечно.
В течение нескольких месяцев президентской избирательной кампании тысяча девятьсот девяносто второго года я вел что-то вроде дневника. Зачем я это делал — не помню. Возможно, мною двигал интерес к моральному поединку двух кандидатов, отличавшихся колеблющимися принципами. Повторяю: дневник этот охватывает предвыборные месяцы и собственно выборы президента. «За двенадцать дней до выборов президента Буша сфотографировали в Атлантик-Сити идущим к своему вертолету. Снимок появился на первой странице “Нью-Йорк таймс”. Скорее всего, Буш обернулся, чтобы на прощание помахать своим сторонникам. Его белый плащ резко выделялся на фоне серой взлетной полосы. Президента окружали шестеро сотрудников спецслужб. Все они были в темных костюмах, все шли вместе с президентом, но двое — по привычке секретных агентов — обернулись через плечо. Тени от них клонились влево, словно иллюстрируя заявления президента, что либеральная пресса относится к нему предвзято».
Теперь это уже давно не новости. Мы знаем: победил соперник Буша, чьи принципы тоже колебались. Я голосовал за него и сделал бы это снова. Вопреки обвинениям, которые, думаю, вы слышали, Билл Клинтон — не либерал. По моему мнению, президент Клинтон очень похож на умеренного и благонамеренного республиканца. Республиканцы яростно называли его обманщиком и говорили, что такой человек на посту президента опасен. Я с этим совершенно не согласен. Но Клинтон — человек «плавающих» принципов (и не только потому, что он избежал призыва в армию в период Вьетнамской войны). Как бы то ни было, ведение дневника «Выборы-92» доставляло мне удовольствие. Избирательная кампания изобиловала глупостями, которые стоило записывать. Так, например, в Риджфилде, штат Нью- Джерси, президент Буш сделал свою знаменитую оговорку. Пятнадцатитысячной толпе собравшихся он заявил, что тронут их «lovely recession». Разумеется, он хотел сказать «reception»,[31] но его подвела усталость.
— Репутация много значит, — любил повторять мистер Буш. — Репутация — это все.
Нелишне напомнить, что Буш был соперником Рональда Рейгана по выдвижению кандидатов от Республиканской партии на выборах тысяча девятьсот восьмидесятого года. В то время Буш выступал против запретов на аборты. Он также противился тому, чтобы столь любимые Рейганом «борцы за свободу» в Никарагуа получали помощь. Не кто иной, как Джордж Буш, назвал модель развития экономики «по Рейгану»… «колдовством вуду». Изменил ли его пост вице-президента в правительстве Рейгана? Да. Буш превратился в ярого противника абортов и испытал «чудесное» превращение, став сторонником «рейганомики», как потом окрестили экономические теории бывшего киноактера. Мистер Буш отнюдь не пострадал от «потери лица», когда во время избирательной кампании девяносто второго года публично произнес отъявленную ложь. Буш призвал Клинтона «признаться» в его студенческой поездке в Москву, как он сам признался в причастности к операции «Иран-контрас». Но если Джордж Буш «покаялся» насчет своей роли в деле «Иран-контрас», тогда Билл Клинтон мог бы во всеуслышание заявить, что воевал во Вьетнаме.
Понимаю, это тоже — позавчерашние новости. Возможно, моих читателей больше интересует, приглашали ли меня в Белый дом в годы правления президента Клинтона. Да. Фактически дважды. И оба раза я не мог принять приглашение. В первый раз потому, что собирался попутешествовать с детьми. А когда меня пригласили вторично, я находился в Европе. Надеюсь, Клинтон пригласит меня снова. (Правда, надежда эта постоянно убывает.) Президент Буш не приглашал меня ни разу, чему я не удивлялся. Удивительно лишь было узнать причину, причем не от кого-нибудь, а от такого эксперта по приглашениям в Белой дом, какой являлась миссис Буш.
С Барбарой Буш я встретился на официальном приеме в Нью-Йорке, вскоре после возвращения ее мужа к частной жизни. Бывшая первая леди беседовала с моей женой (канадской гражданкой). Тогда миссис Буш с удивлением узнала, что я — американец. Поскольку я входил в число ее любимых авторов, она несколько раз пыталась пригласить меня в Белый дом на обед. Однако кто-то в администрации Джорджа сказал ей, что было бы неправильно приглашать меня обедать за счет американских налогоплательщиков, поскольку я — канадец! (Наверняка тот человек забыл передать эту дезинформацию Дэну Куэйлу: бедняга Дэн считал меня подходящей кандидатурой для «внутреннего круга» Республиканской партии.)
Маленькое недоразумение прояснилось, и Барбара сказала, что они с Джорджем будут рады пригласить нас на обед. О дате приглашения она высказалась туманно. Мы с Дженет до сих пор гадаем, в какой из своих домов нас собиралась пригласить Барбара — тот, что в штате Мэн, или в техасский? (Приглашение так и не поступило.)
Рукопись ранней версии «Моего обеда в Белом доме» состояла почти из полусотни страниц моего дневника выборов девяносто второго года. Впервые она была напечатана в Канаде, в феврале девяносто третьего года. (Если бы Билл Клинтон или Джордж Буш прочитали тот номер «Сэтердей найт», им бы расхотелось приглашать меня на обед.)
В первоначальное издание я включил небольшой географический экскурс, специально для канадских читателей. Я написал: «Мы с женой живем среди невысоких гор южной части штата Вермонт. За четыре часа мы можем доехать на машине до Нью-Йорка, который находится к югу от нас. А на севере, тоже в четырех часах езды, канадская провинция Квебек и Монреаль. Когда речь заходит о месте, где мы живем, наши канадские и американские друзья называют его “не пойми где” или “жуткой глушью”. Но вы ошибетесь, думая, что мы оторваны от мира. Почему? Сейчас объясню. В Вермонте вы находите приглянувшийся участок земли, строите дом, какой вам нравится, а потом ставите на его крыше тарелку спутникового телевидения и разворачиваете се в нужном направлении. Например, в направлении вашего ближайшего соседа. Наша тарелка — черного цвета, похожая на ухо гигантской летучей мыши эпохи динозавров. И она исправно обеспечивает нам прием семидесяти пяти телеканалов, включая те, где есть секс, кровавые боевики и спорт».
В издании для канадских читателей я посчитал необходимым объяснить страсть американцев к наклейкам на бамперах автомобилей. В годы президентских выборов количество наклеек зашкаливает и становится особенно раздражающим. В Вермонте девяносто второго года бамперы машин пестрели наклейками «Я ЛЮБЛЮ АЙКА»[32] в знак выражения не то ностальгии, не то досады, что на сей раз приходится выбирать между Клинтоном и Бушем. В своем дневнике я писал: «Любители наклеек должны сожалеть о недолгой шумихе, поднявшейся в связи с инцидентом, произошедшим во время поездки президента Буша в Японию, где его вытошнило на официальном приеме. Даже в Вермонте появились наклейки “БЛЕВОТИНА В АЗИИ!”. Впрочем, они довольно быстро исчезли. Многие местные умники считали этот момент самым прямолинейным и решительным во всей внешней политике, проводимой Бушем со времени его прихода к власти. Демократы надеялись, что этот “рвотный конфуз” явится единственным воспоминанием о годах правления Джорджа Буша. Но, судя по скорости исчезновения наклеек с бамперов вермонтских машин, инцидент быстро забылся. Возможно, перспектива избрать президента, который отправляется в зарубежную поездку и блюет на государственных лидеров, слишком опережала свое время, хотя такие предположения тут же появились в умах и на устах… Я имею в виду место следующей зарубежной поездки мистера Буша. Как бы то ни было, “рвотные” наклейки быстро исчезли, зато злополучные “ЧИТАЙТЕ ПО МОИМ ГУБАМ”[33] до сих пор видны на бамперах и сейчас, в ноябре, портят ему настроение».
Естественно, никакой дневник инцидентов, сопровождавших выборы девяносто второго года, не был бы полным без скромной антологии шуток Дэна Куэйла. В июне того года единственной группой избирателей, к какой Куэйл мог обратиться, не рискуя быть закиданным вопросами, были противники абортов. На встречах с ними он атаковал некую Мерфи Браун — героиню затяжного телесериала. Бедной
