собственным мыслям — он уже рассуждает как старожил.
— Прошу садиться, — сказал вельможа. — Обо мне вы могли не слышать, если плохо учились в школе. Моя фамилия Дантес. В свое время мне удалось убить известного русского поэта Пушкина и избавить мир от этого якобинца. Эдмонд Дантес. Впоследствии писатель Дюма написал обо мне роман. Но мы с вами живем в демократическом обществе, и потому можете называть меня попросту: Эдмонд Давидович.
Велосипедисты уселись в седла и были готовы тронуться в путь. Партизан стоял в дверях бытовки. Он поднял руку и приложил ее к новой фуражке.
Егор послушно влез в телегу. У заднего бортика была доска как раз на двоих. Люська села рядом.
— Я боюсь, — прошептала она.
— Мы должны все узнать, — сказал Егор. — Не сидеть же здесь.
— Правильно! — Вельможа Дантес услышал слова Егора. Он повернулся на кресле и крикнул велосипедистам: — Ну, мои любезные, не подведите! Покажите нашим гостям, как мы умеем ездить.
Велосипедисты согласно нажали на педали, и повозка, покачнувшись на откосе, покатилась вниз, к широкой асфальтовой дорожке возле самой воды.
Вельможа развернулся к пассажирам.
— Полагаю, — сказал он, — что у вас есть множество вопросов. Но отвечать на них у меня нет настроения. Вопросы буду задавать я.
Никто с ним не спорил. Велосипедисты мерно жали на педали, велосипеды скрипели. Телега тоже скрипела.
— А машин у вас нету? — спросил Егор.
— Мальчик, я же сказал, что не намерен отвечать на вопросы, — капризно сказал Дантес. Он накрутил на палец длинный светлый локон и дернул за него. Сморщился как от лимона.
— Здесь бензина нет, — сказал один из велосипедистов. Было странно услышать его, потому что лошади не должны разговаривать.
— Он куда-то девается, — сказала вторая «лошадь».
— Помолчите! — оборвал его Дантес. Теперь он запустил тонкие пальцы в бородку.
«Лошади» замолчали. Повозка скатилась на дорожку вдоль воды. И тут Егор увидел, что лодка, в которой приплывали к ним три бандита, стоит полузатопленная у самого берега. В лодке никого не было. Ее мачта наклонилась. Голова Марфуты, насаженная на мачту, чуть приоткрыла глаза, глядя на Егора.
— Ой!
Это был голос Люськи.
— Их уже примерно наказали, — сказал Дантес.
Велосипедисты прибавили оборотов, и повозка быстро покатилась по набережной.
— Ты учишься в школе? — спросил Дантес у Егора.
— В девятом классе, — ответил тот.
— Молодец. Еще год — и окончишь школу. Куда намерен поступать?
— На исторический.
— Решил стать архивной крысой? — Дантес дернул себя за бороду.
Его пальцы не знали покоя — они должны были все время за что-то дергать, куда-то залезать.
— Археологом, — ответил Егор.
Дантес задавал вопросы так, словно был гостем на родительской даче. Будто не сомневался, что Егору предстоит учиться в институте. Может быть, отпустят, подумал Егор. Как будто сидел в тюрьме.
— Ну а ты что нам скажешь? — спросил Дантес у Люськи.
— А вы в самом деле Пушкина убили? — спросила Люська.
— Убил.
— Тогда я с вами разговаривать не буду, — твердо заявила Люська.
Егор подумал: «Как странно, а я ведь его не воспринял как настоящего Дантеса. Если он убил Пушкина, значит, наказание для Дантеса было страшнее, чем смерть для Пушкина».
— Вы тоже наказаны, — сказал Егор. — Полтора века сидите в тюрьме.
— Не думаю, что это — тема для разговора, — сказал Дантес. — Тем более что я занимаю достойное положение.
Навстречу им по набережной шла девушка и катила перед собой кресло с идиотом. Голова того свешивалась набок, и из угла рта тянулась слюна. Видно, нагулялись и возвращались обратно.
— Софья, почему без охраны? — вдруг спросил Дантес. — Не выношу непослушания.
Девушка чуть замедлила шаг и сказала тихо, но так, что слышно было издалека:
— Я не намерена давать вам отчет. Мне не требуется охрана. Лучше охраняйте себя.
— Ха-ха-ха! — громко закричал Дантес.
Девушка покатила кресло дальше. Дантес расстроился, что-то зло пробормотал под нос.
Возле ажурного железнодорожного моста Окружной дороги велосипедисты вытащили повозку на мостовую, и дальше они поехали по широкой набережной. Слева стояли пустые кирпичные дома, справа за чугунной решеткой была видна серая река.
— Этого еще не хватало! — Дантес совсем расстроился. Он смотрел наверх. Над ними медленно летел воздушный шар. Он летел поперек их движения, перелетел через реку. Из корзины шара свесился человечек и что-то кричал. Дантес погрозил ему кулаком.
— Типичный бардак, — сказал Дантес Егору. — Никому нельзя верить. Сказано же — летать запрещено. Слава богу, живем сотни лет и не летаем. И неизвестно, откуда летит, с каким заданием.
Велосипедисты энергично работали педалями, повозка поскрипывала.
— Нам далеко ехать? — спросил Егор.
— В принципе тебя это не должно волновать.
— Еще как волнует, — вмешалась Люська. — Мы хотим отсюда поскорее уехать.
— Кто же внушил тебе такую глупую мысль? — удивился Дантес. — Неужели твой юный спутник?
У Дорогомиловского завода стоял сторож в каске и черном плаще.
Больше им никто не встретился до самого Киевского вокзала. Ехали они долго — все же велосипеды с телегой не самый быстрый вид транспорта. Но больше не разговаривали. Дантес был погружен в свои мысли и на все вопросы отвечал невнятным бурчанием. Да и сам больше ничего не спрашивал.
Егор смотрел на небо, на другой берег реки, на пустые дома, ему казалось, что пустынность этой Москвы — какой-то яд. Он вползает в сердце и превращает тебя в человека-лошадь. Ты готов покорно крутить педали. А раз нет времени, нет часов и нет измерений, то трудно понять, год прошел или десять минут.
— Смотри, — сказала Люська, — это Новодевичий монастырь, правда?
Монастырь изменился. Стены его были некрашеные, в луковке колокольни была большая дыра, парк, отделявший монастырь от реки, исчез. Остался лишь длинный пруд.
Скрип-скрип — колеса повозки, скрип-скрип — педали.
Вот и Киевский вокзал стеклянным ангаром поднимается за площадью, на которой остались — наконец-то Егор увидел их — машины. Забытые на стоянке.
— Это неправильно, — сказал он.
— Что неправильно? — спросила Люська.
Ей стало тепло, она расстегнула пальтишко и откинула на спину серый платок. Волосы ее, зачесанные на прямой пробор, были туго стянуты резинкой. От этой прически голова становилась меньше, а сама Люська казалась старше, чем была в платке.
— Машины не должны здесь оставаться, — сказал Егор. — Машины потом уезжают.
— Мы не знаем, — сказал вдруг Дантес, — что из вещей переходит сюда, а что остается, мы даже не знаем, у чего появляются дубли, а у чего нет. Я тут видел табун лошадей на Садовом кольце. Ты видел, Петренко?
— Мы вместе были, господин Дантес, — откликнулся правый велосипедист.
— Представляешь, табун лошадей! Откуда? Почему? Мы сначала думали, что это видимость.
