Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Какие мотивы послужили к сдаче оружия сейчас?
П а у л ю с — Мы не сложили оружия[2], мы выдохлись, дальше драться не могли. После того, как ваши войска вклинились и подошли к остаткам наших войск, нечем было защищаться — не было боеприпасов, и поэтому борьба была прекращена.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Вы отдали приказ южной группировке сложить оружие?
П а у л ю с — Я не отдавал этого приказа.
Т о в а р и щ Л а с к и н — Этот приказ при нас отдал генерал-майор Росске — командир 71-й пехотной дивизии. Приказ был разослан частям.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — А вы утвердили приказ о сдаче оружия?
П а у л ю с — Нет, он сделал это самостоятельно. Я не командующий южной и северной группировками, части находятся не в моем подчинении. Господин Росске принял решение сложить оружие.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Северной группировке вы отдали приказ сложить оружие?
П а у л ю с — Нет.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Я прошу отдать.
П а у л ю с — Я не имею никакого права отдавать приказа.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Вы же командующий?
П а у л ю с — Я не могу не подчиненным мне войскам отдавать приказ о капитуляции. Я надеюсь, что вы поймете положение солдата, поймете его обязанности.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в — Каждого солдата обязывают драться до последнего, но начальник может приказать своим подчиненным прекратить боевые действия, когда он видит, что люди напрасно гибнут.
П а у л ю с — Это может решить тот, кто непосредственно остается с войсками. Так и получилось с южной группировкой, в которую я попал случайно.
Т о в а р и щ Ш у м и л о в (переводчику) — Передайте, генерал-фельдмаршалу, что я его приглашаю сейчас к столу, после чего он поедет в штаб фронта».
— Как выглядел Паулюс? — задал я вопрос.
— Вид у него был измученного человека, — ответил Шумилов. — Высокий, худой. Лицо осунувшееся. Одна щека нервно подергивалась, правый глаз часто мигал. В волосах — проседь. По всей вероятности, пережил он много бессонных ночей, думая о судьбе армии, о судьбе всего немецкого народа. Видимо, он мысленно проклял тех, кто послал его и немецкие войска в Россию. Держался Паулюс скромно, чувствовалось, что, хотя мы и положили его армию на лопатки, он к нам, советским воинам, относился без вражды. За обедом, к которому я пригласил его и его спутников, Паулюс попросил русской водки. Подняв бокал, он сказал:
— Предлагаю тост за тех, кто нас победил, за русскую армию и ее полководцев!
Все присутствующие за столом пленные, стоя, последовали примеру своего шефа.
— Я, — продолжал Шумилов, — как и подобает советскому генералу, по достоинству встретил и проводил фельдмаршала.
— Когда вы его отправили?
— В семь часов вечера 31 января вместе с пленными генералами в штаб Донского фронта к товарищу Рокоссовскому. Оттуда фон Паулюса переправили в Ставку Верховного Главнокомандования.
Западногерманский генерал-майор фон Бутлар в книге «Мировая война 1939—1945 гг.» (издательство «Иностранная литература», М., 1957 г.), описывая сражение на Волге, на странице 203-й указывает:
«Германия не просто проиграла битву и потеряла испытанную в боях армию, она потеряла ту славу, которую она приобрела в начале войны и которая уже начала меркнуть в боях под Москвой зимой 1941 года. Это была потеря, которая в самом скором времени должна была исключительно отрицательно повлиять на весь ход войны и в первую очередь поколебать внешнеполитические позиции Германии».
На странице 208-й той же книги он констатирует:
«Уничтожение 6-й армии под Сталинградом, разгром союзных армий на Дону вместе с огромными потерями в живой силе и в технике на Кавказе и в большой излучине Дона отрицательно сказались не только на боеспособности немецких и союзных войск, но и на настроении народов Германии, Италии, Венгрии и Румынии. У русских же итоги этих боев вызвали огромный подъем, что привело к усилению их экономики, к росту и укреплению их вооруженных сил, к еще большей смелости и гибкости их оперативных планов и, наконец, к укреплению морального духа всего советского народа».
А. М. Самсонов в исследовательском труде, опубликованном в книге «Сталинградская битва», изданной в Москве в 1968 году, приводит выдержки из сталинградского дневника немецкого писаря Эриха Вайнерта:
«Последние остатки котла распадаются, 6-я гитлеровская армия сосредоточилась на краю Сталинграда и в городище. Над степью видны беспрерывные вспышки, слышна канонада. Сотни орудий стреляют так, что можно оглохнуть.
Чем ближе подъезжаем к Сталинграду, тем ужаснее картина. По обочинам дорог сидят и лежат те, кто не мог уйти, — брошенные, разбитые, обмороженные. Один прислонился к столбу дорожного указателя и обнимает его. В овраге, ведущем к хутору Гончар, вчера был, наверное, ад. Весь овраг усеян поврежденными и сгоревшими танками, машинами. Некоторые перевернуты. Сорванные башенные капоты и изорванные орудия преграждают дорогу. И на каждом шагу трупы и части человеческих тел.
…Позади нас, в овраге, гремят орудия, наведенные на последние укрепления Сталинграда. Страшные «катюши» шумят так, что содрогается земля».
Через несколько дней — следующая запись:
«По пустынной, унылой проселочной дороге из Вертячего на север тянутся бесконечные вереницы пленных. Они идут на железнодорожную станцию. Все плетутся согнувшись, тяжело волоча ноги. С растрепанных бород свисают сосульки. Головы и плечи обернуты всем, что попалось под руку, — старым тряпьем, мешками, войлоком; кожаные сапоги или босые ноги обвязаны соломой. Вслед за ними ползет грузовик, подбирающий тех, кто не может идти. Когда кто-нибудь падает, никто из пленных даже не оборачивается. Конвойные должны поднимать их на машину.
Я кричу:
— Эй, земляки, радуйтесь, что остались живы! Гитлер и его военачальники обрекли вас на гибель: ведь вы им больше не нужны.
— Мы рассчитаемся с ними! — кричат некоторые и поднимают кулаки.
— У вас была уже такая возможность, прежде чем сотни тысяч людей отправились на тот свет. Теперь вы не имеете никакого права жаловаться.
Они ничего не ответили, только стали поправлять свои лохмотья.
И жалкая толпа побрела дальше»[3].
…Впервые звание «гвардейские» в Красной Армии родилось в ожесточенной Московской битве осенью 1941 года. Многие части и соединения заслужили право называться так и в Сталинградском сражении. В штаб 64-й армии поступила радостная весть: Ставка Верховного Главнокомандования поздравила личный состав с присвоением гвардейского звания. Армия получила наименование 7-й гвардейской. В этом немалая заслуга командарма М. С. Шумилова. Под его энергичным руководством армия была сплочена в единый боевой коллектив. Вот что пишет о нашем земляке Маршал Советского Союза, бывший командующий Юго-Восточным фронтом А. И. Еременко в своей книге «Сталинград»:
