Кризисное обществоведение. Часть 2

страха.

Возникновение государства привело к появлению особой функции власти — предвидение угроз и создание средств по их преодолению или смягчению. Для выполнения этой функции создавались специальные структуры, складывались специальные профессии.

В ранних обществах велик был страх перед природными катаклизмами. Эти опасности не исчезли, хотя человек стал защищен техникой и, шире, культурой. Но главные угрозы порождаются самим обществом — и техносферой, и конфликтами интересов между общностями, и сдвигами в массовом сознании. Эти угрозы для их предвидения требуют уже исследовательской работы в рамках научного метода — традиционного знания и здравого смысла для этого недостаточно.

Во время больших кризисов эта работа, как правило, ослабевает, хотя именно в эти периоды и возникают новые риски и угрозы, для предвидения которых прошлый опыт не дает достаточно знаний. Дело не только в том, что резко сокращается финансирование, кризис дезорганизует государственные системы, меняет шкалу ценностей. Кризис резко обостряет конфликты интересов, и влиятельные силы стремятся заглушить сигналы о рисках, которыми чреваты программы этих сил. Так было в 1990-е годы — исследования, «беспокоящие» реформаторов, были свернуты, рассыпано интеллектуальное сообщество, которое могло бы судить об угрозах исходя из норм научной достоверности.

Сейчас мы собираем крупицы этого знания, чтобы снабдить хотя бы базовыми сведениями ту молодежь, которой предстоит принять на себя основной удар новых, вызревающих угроз.

Будем говорить о тех угрозах, которые составляют ядро системы опасностей для России в нынешней фазе кризиса. Какие-то из них мы унаследовали от «проклятого прошлого», но большая часть зародилась на наших глазах за последние двадцать лет.

Предвидение и распознание угроз: состояние проблемы

Общество расколото, но есть одна общая точка, с которой люди вглядываются в ближайшее и отдаленное будущее, — все мы испытываем потребность разглядеть и понять угрозы для России. Даже самая расколотая по идеалам аудитория соединяется для такого разговора, если представить наш кризис как систему угроз. Угроз для страны, для народа, для детей и внуков.

Надо разобраться, как угрозы зарождались и как они развиваются, по каким признакам их можно обнаружить и оценить. Нам надо научиться определять, каков потенциал каждой из угроз и с какой скоростью он наращивается, в каком месте реализуется опасность и что ей можно противопоставить. Для начала надо вглядеться в общий фон, на котором зреют угрозы нашему бытию.

Предвидение опирается на анализ предыдущих состояний, для чего необходим навык рефлексии — «обращения назад». Ведь корни будущего, ростки которого чуть видны в настоящем, скрыты в прошлом. Первым шагом к общему кризису у нас и стало отключение памяти и порча инструментов рефлексии. Это изменение в конце 1980-х годов было массовым и почти моментальным. Произошел сдвиг от реалистического мышления к аутистическому — информация об угрозах стала активно отвергаться на всех уровнях общества.

А.С. Панарин трактует сдвиг как «бунт юноши Эдипа», бунт против принципа отцовства, предполагающего ответственность за жизнь семьи и рода. Начавшийся «праздник жизни», хотя бы для меньшинства, не предвещал катастрофы, пока худо-бедно действовали старые системы защиты от угроз. Старые изношенные системы начали рассыпаться, но наше сознание (и у элиты, и у массы) уже утратило навыки предвидения угроз.

На всех уровнях общества всегда имеется «карта угроз», каким-то образом выраженная. Чем сложнее мир, тем многомернее должна быть эта карта. Составление «карты угроз» — важная операция. Она представляет хаотическое нагромождение опасностей как систему, выявляет в ней причинно-следственные связи.

Говорят, например, что угрозой для России стало резкое снижение рождаемости. Конечно! Но ведь это — ответ населения на какую-то более фундаментальную угрозу, надо именно о ней говорить. Как, например, можно ожидать высокой рождаемости, если в 2003 году даже в Москве 50% опрошенных первой проблемой своей жизни назвали «страх за свое будущее, будущее своих детей» (а в Северной Осетии 60% — еще до трагедии в Беслане). Это фундаментальный фактор, его не устранить увеличением детского пособия.

Точно так же, видимой угрозой для России стало снижение боеспособности нашей армии. Но ведь это — лишь симптом болезни. Чтобы лечить, надо поставить диагноз. Надо устранять тот комплекс причин, по которым молодежь уклонятся от призыва в армию, летчики не летают, а вооружение не обновляется. И все это не сводится к нехватке денег, нехватка денег — сама есть следствие какой-то более глубокой причины.

«Карта угроз» всегда не вполне достоверна и отстает от жизни. Но в моменты резкого слома порядка, в условиях хаоса и быстрых изменений эта карта может стать совсем негодной. Следуя ей, мы попадаем в положение командира, который в тумане ведет свой отряд по карте вообще другого района. Он не видит признаков скрытых угроз, они возникают из тумана внезапно.

В такое положение мы и попали. Не желая слышать неприятных сигналов, мы стали отключать системы сигнализации об угрозах — одну за другой. Это выражалось в планомерной ликвидации («перестройке») структур, которые и были созданы для обнаружения угроз и их предотвращения. Общество заболело чем-то вроде СПИДа. Ведь он и выражается в отключении первого контура системы иммунитета — механизма распознания проникших в кровь веществ, угрожающих организму.

В 2002 году В.В. Путин сказал об угрозе наркомании: «В начале 90-х годов в результате политических потрясений мы просмотрели эту опасность». Как можно такую вещь «просмотреть»? Просмотрели потому, что вырвали у государства тот глаз, который приглядывал за этой угрозой. Была уничтожена та огромная структура, которая ограждала страну от этой конкретной опасности: пограничные войска, агентурная сеть КГБ, информационно-аналитические службы.

В норме опасность порождает функцию государства, а функция — соответствующую структуру. КГБ и был в СССР той сложной структурой, которая покрывала спектр главных прямых опасностей для государства и общества. КГБ — одна из систем предупреждения. Другая большая система, выполняющая эту функцию, — наука. Она была «перестроена» примерно так же, как КГБ. Но даже сегодня о науке спорят лишь в терминах ее экономической эффективности. Да разве в этом главная функция отечественной науки? Главная роль науки — указывать на то, чего делать нельзя.

Интересы «дикого капитализма» заставили ликвидировать важный институт индустриальной цивилизации — Госстандарт и его производное — Гостехнадзор. Это породило целый класс небывалых угроз, и они созрели очень быстро.

В стране отключена сама функция распознания угроз, подорваны необходимые для ее выполнения структуры и испорчены инструменты — вот часть фона нашей проблемы.

Пробелы в структуре мировоззрения

Общество, в массе своей, утратило навык предвидения опасностей, даже предчувствия исчезли. Уже с начала перестройки специалисты фиксировали это странное изменение в сознании людей — на время в обиход вошел даже термин «синдром самоубийцы». Операторы больших технических систем совершали целую цепочку недопустимых действий, как будто специально хотели устроить катастрофу. Но признаком общей беды это стало потому, что так вели себя люди в самых разных делах.

Этот синдром сам изживается очень медленно, нужна программа реабилитации — а ее нет.

К тому же у нас как раз к началу кризиса «отказало» обществоведение, общественные науки. Отказало в целом, как особая система знания (об отдельных блестящих талантах не говорим, не они определяют общий фон).

Обществоведение обязано предупреждать о тех опасностях, которые таятся в самом обществе людей,