ограду кортиком. Я посоветовал кавторангу посмотреть заряжен револьвер или нет. Господин кавторанг смутился и принялся чистить револьвер.
Озадачив кавторанга и напугав в меру его супружницу, до конца не поверившую в разбойников, отправляюсь на поиски адмирала. Иду вдоль путей и выкрикиваю:
— Господин адмирал!
После нескольких воплей, слышу отклик, не слишком одобрительный. Подхожу к небольшому костру и вижу офицеров, и пехотных тоже. В центре у костра, сидит нахохлившийся адмирал. Без всякой преамбулы говорю:
— Чего Вы господа расселись. А если разбойники нападут, кто будет защищаться?
На этот раз ругани не слышно, только кто-то из офицеров говорит:
— Штафирка дело говорит.
Адмирал, как мне показалось, выругался про себя, а вслух сказал:
— Нуте-с, господин главнокомандующий, какие ещё будут распоряжения. Вы вчера уверяли нас, что это не волки воют.
— Я и сейчас это утверждаю. Достаточно пойти и посмотреть на Ваших волков за оградой.
Адмирал не стал спорить и попросил офицеров осмотреть место вчерашнего побоища. Туш убиенных волков на месте не оказалось. Пара офицеров побежала докладывать об этом странном факте адмиралу. Все остальные приготовили револьверы и выставили их в сторону леса. Через некоторое время прибежали ещё десятка полтора офицеров, причём не менее десятка пехотных с шашками. Выстроившись в ряд и поставив назад пехотных, запретив им доставать револьверы, чтобы случайно не стрельнули в спину и наказав в случае чего орудовать только шашками, тронулись в лес.
Я плёлся позади. Пройдя не больше сотни метров по лесу офицеры стали смещаться и пошли вдоль нашего лагеря. Восемь офицеров с двухстволками прикрывали левый фланг обращённый к лесу. Оказывается у нас есть дробовики, подумалось мне. Вчера их не было видно. Прочесав лес, вдоль огороженного места, часть офицеров отправилась в лагерь, а восемь человек с дробовиками остались по центру лагеря на кромке вырубленного леса.
Подошли ещё офицеры и штатские. Принесли три двуручные пилы. По двое стали пилить ели. После каждого спиленного дерева люди меняются. Не занятые относят ели к лагерю и укладывают в ограду. Расчистив площадку перед лагерем от леса, вернулись в лагерь. Сзади нас прикрывали офицеры с двухстволками.
Вся команда расположилась на отдых, а пилы и двухстволки взяла другая группа офицеров, которые пошли за насыпь, очищать свободное пространство для обзора. Часть елей засовывали под сгоревшие вагоны, часть устанавливали в вагоны, видимо намереваясь устроить места для отдыха.
Часам к двенадцати послышался звук приближающегося поезда. Прибыли восстановительные бригады, но никакого состава для спасения пассажиров нет. Адмирал пошёл ругаться, часть пассажиров с детьми удалось усадить на поезд и отправить в город. Остальные стали дожидаться следующего состава. Наконец, часам к шести вечера, прибыл состав из грузовых вагонов, хорошо что с крышей. Офицеры, матерясь вполголоса, уселись в вагоны. Погрузили всех. Адмирал настоял, чтобы усиленные дозоры обошли ещё раз загаженное стойбище для проверки, не остался ли кто незамеченным.
Наконец и мы отбыли. Я оказался в вагоне с двумя казачьими офицерами, которых изрядно помяли в драке, спровоцированной мной в ресторане. Офицеры разговаривали конечно о пожаре. Устроившись на чемоданах, поделился с офицерами парой матрасов. Как оказалось, многие из присутствующих тоже не постеснялись обчистить вагоны, тем более, что всё должно было сгореть.
Казаки не сумели сориентироваться вовремя, но это обстоятельство их не сколько не огорчило. На войне и в жизни, им приходилось в отрыве от тепла и уюта ночевать в поле, и лесу. В лесу даже лучше. Как объяснили казаки, в лесу можно жечь огонь и никто не увидит за деревьями пламя и искры. В поле же, даже небольшой костёр выдаёт присутствие людей.
После многочасового движения, поезд остановился на разъезде. Удалось облегчить душу матом и от продуктов выделения организма. Матом облегчались потому, что нас никто не ждал, — ни кормёжки, ни тёплых вещей. Да где их взять, даже если какой чиновник пожелает помочь?
Я залез в чемодан полковника и поделился с казаками остатками консервов. Казаки оценили консервы, но не жест помощи, заплатив по цене ресторана. Я не возражал.
Ещё дважды останавливались на разъездах, пока не подъехали вокзалу. На вокзале даже не оказалось надписи с названием города. По моему, это Чита. Номера в привокзальной гостинице разобрали и мне, вместе с чемоданами, пришлось сидеть на переполненном вокзале.
Поинтересовался у железнодорожника ближайшим отходящим поездом на Москву или Петербург. Железнодорожник назвал примерное время прибытия поезда. Но, сказал он, билетов в кассе нет. Мне не нужны билеты, ответил я. Мне нужно уехать отсюда и спросил сколько это будет стоить. Железнодорожник подумал, почесал маковку и мы сошлись на десятке, после того как он доставит мои вещи в купе.
Просидел несколько часов и употребил немного чаю и булочек. По вокзалу ходили предприимчивые бабы, продавали съестное и приглашали на постой. Многие разъехались. Осталось только те, кто намеревался попытать счастья и уехать на ближайшем поезде. Наконец, прибыл поезд, все заорали и задёргались. Появился мужик в железнодорожной форме и завопил, что всех отправят специальным поездом, который вот, вот сформируют в тупике. Конечно, никто не верил, но делать нечего, многие не смогли разместиться в проходящем поезде и остались сидеть на чемоданах.
13
Появился железнодорожник, привёл носильщика и я, вместе с чемоданами, оказался в поезде, в одноместном купе, да ещё и с душем, туалетом и маленьким помещением для багажа. Когда формальности были улажены, имеется ввиду, что я раздал некоторое количество денег желающим их получить, все ушли и поезд тронулся.
Не успел привести вещи в порядок, заявился проводник и пригласил обедать. Обед в шесть вечера. Отказался и спросил, что с душем? Как здесь принимают душ? Проводник, добрая душа, заявил, что надо заплатить за подогрев воды, а если нет, то можно мыться холодной без ограничения. Заплатил за подогрев, попросил через час принести обед, причём не просто обед, а обед на заказ.
Помылся, переоделся в чистое и когда проводник принёс обед, отобедал. Нормально и досыта ел неведомо когда. Не успел расслабиться, пришёл проводник, забрал грязную посуду. Я закрыл дверь и заснул. Проснулся в четыре утра.
Это и понятно, перстни я предусмотрительно спрятал во внутренний карман пиджака и они не видели ни света, ни людей. Когда перстни лежат кармане я просыпаюсь в четыре утра, сплю плохо и сны сняться беспокойные. Но рисковать и красоваться перстнями в тех, можно сказать боевых, условиях побоялся. Кроме того, за целый день, пока добирались до Читы, никого не зарезал и не избил. За что спрашивается мне хорошие сны?
Захотелось есть, пошёл и разбудил проводника. Проводник налил чаю, дал бутербродов с сыром. Красота! Сколько лет я не ел сыра? В прошлой жизни ел! Теперь займусь легендой. Молодой человек едет либо в Москву, либо в Петербург учиться. Петербург здесь говорят как-то иначе. Не зря железнодорожник на меня косился. Вырос я в деревне. Папа? Папа ссыльный дворянин. Нет, не политический. Судя по документам, карточный шулер. Мама как водится, крестьянка. Папа умер. В справке написано невнятно, от естественных причин. Видимо обещал жениться, да пытался бежать, его естественно уконтропупили.
Дата смерти папы через месяц после свадьбы, в общем тёмное дело. Учился, мама вышла замуж во второй раз и уехала. Я остался с дедом. Когда дед умер, я оприходовал наследство и поехал учиться.
Ощущение давно не испытываемого покоя нарушил урод проводник, приглашает к завтраку. Сказал, чтобы завтрак принесли в купе. Спросил, кто может постирать грязное и где приобрести новую одежду? Насчёт постирушки вопрос решился сразу, а вот за новым надо выходить из вагона, когда будем долго стоять. Решил обойтись без нового. Позавтракал и стал разбираться с чемоданами.
Многие из полковничих и Канавальца вещей оставил на пожаре. Часть компрометирующего сжёг или
