помещению, огибая препятствия, ведь нужно было еще указать на названный предмет, показывая, что правильно поняла, а значит, коснуться его. Дальше игра пошла на время, которое один из детишек отсчитывал вслух. Так я попутно выучила и цифры. Аж до пятидесяти, дальше не считали, потому что за это время я успевала коснуться всех названых предметов. Сделать, что ли, все помедленней? Но тогда будет совсем неинтересно ни мне, ни остальным. А к нашей веселой игре, которой увлеклась уже и я сама, присоединились все свободные от работы слуги. Подшучивая, смеясь над моими ошибками и пряча нужные предметы прямо по ходу игры, чем сильно усложняли задачу. На ругань главного повара и грозное потряхивание поварешкой никто внимания особенно не обращал. Было весело, и никто не собирался так просто прерывать развлечение.
Сообразительные детишки, заметив, что, если четко произносить название предмета, я слишком быстро его запоминаю, начали вставлять это название в длинные фразы. Тут оказалось гораздо трудней, я этих фраз не понимала совершенно, чтобы вычленить единственное знакомое слово, приходилось поднапрячься. Но смекалистые дети все равно порадовали, ведь мы не в последний раз так играем, а значит, чем сложней построения, тем больше я выучу.
Не обошлось и без смешных казусов. А как же. В любом языке есть однокоренные или близкие по звучанию слова, немудрено перепутать. Например, колпак повара и подол служанки оказались очень даже похожи по звучанию. Забавная такая ошибка, ну и повод для небольшого хулиганства, признаюсь уж честно. Вспомнила вдруг знаменитую фотографию Мэрилин Монро. Вспомнила буквально на лету, посему решение похулиганить было спонтанным, тем более что служанка стояла уж очень удачно. Ну а тело уже действовало само: резко снизить высоту, пролетая у самого пола и стараясь не зацепиться крыльями за чьи-нибудь ноги (ну и маневры, аж дух захватывает), цапнуть лапой низ куполообразной юбки – и вверх!
Девчонка-служанка с визгом ловит взметнувшуюся вверх юбку (симпатичные панталончики, кстати, в цветочек), остальные хохочут, я пытаюсь выровнять полет, чтобы не влепиться в красного от гнева главного повара: он от безобразий, творящихся на родной кухне, был уже почти в невменяемом состоянии. Еле успела сманеврировать, сбив с головы толстячка белый накрахмаленный колпак и обдав потную лысину ветром от бешено работающих крыльев. С приземлением я самую малость не рассчитала, все же инстинкты далеко не всегда заменяют опыт, а опыта по таким хитрым воздушным маневрам у меня на самом деле маловато. Тут еще этот колпак в лапах, явно лишняя деталь. Проехала по широкому кухонному столу животом, так еще и нырнула головой в злополучный колпак. Пришлось срочно выпутываться, получалось, правда, как-то наоборот. В процессе выпутывания я ухитрилась залезть в колпак почти наполовину, да еще и проткнуть в нескольких местах рожками и шипами гребня – последние были короткими, но зато частыми и острыми.
Ну вот, чувствую себя котенком, заигравшимся с клубком и запутавшимся в нем. Тем более что выпутываться из этого колпака пришлось примерно тем же способом, стаскивая передними и задними лапами. А он словно специально цепляется!
Смех вдруг разом затих. Я испуганно замерла, прислушиваясь к напряженной тишине. Кажется, что-то случилось. А что у нас может такого внезапного случиться? Почему-то вспомнилось, как замолкал наш развеселый девичий отдел, стоило шефу нагрянуть с внезапной проверкой (что за отвратительная привычка у человека, а?).
«Значит, начальство пожаловало, – сделала я вывод, спешно выпутываясь из проклятого колпака. – А кто у нас начальство? Дворецкий? Сомнительно, утром он тоже наводил порядок, когда меня в бочке нашли, но так странно на него не реагировали. Значит, начальство пострашнее, а пострашнее у нас… упс!»
Выпутавшись наконец, я настороженно обернулась, понимая уже, что угадала на все сто. Да уж, могу поспорить, что прежде эта кухня ни разу не удостаивалась такой чести, как посещение хозяина дома. И если я хоть что-нибудь понимаю в этой непростой жизни, всех нас в скором времени ждет большой нагоняй. И меня, и бессовестно отлынивающих от работы слуг, и даже возмущенного происходящим в его вотчине безобразием главного повара вкупе с командой поварят. Не думаю, что Ингельд будет самолично отчитывать слуг, но вот дворецкий, стоит только ему уловить малейшее недовольство хозяина, пропесочит всех с особым тщанием. Ну а мне лично от хозяина достанется, найдет за что. Начальство всегда находит.
Так дело не пойдет, мне ведь могут и запретить общаться с прислугой или же они сами этого не захотят, если поймут, что от меня слишком много неприятностей. Совсем не годится, возникнут проблемы с обучением языку, да и общения все же хочется, а поскольку выходить из дома мне нельзя, общаться возможно только со слугами.
Так, надо Ингельда срочно отвлечь, пока он не успел ни на что рассердиться. И зачем он вообще сюда пришел? Не хозяйское это дело – по кухням ходить!
Быстро перелетаю со стола на плечо Ингельда – кстати, тот еще маневр, успеть сложить крылья и приземлиться, не вцепляясь в человеческую плоть когтями – и пытаюсь по-кошачьи потереться об его щеку. Ой нет, рожки! Ладно, меняем план, обнять за шею лапами. «Мур». Получилось скорее что-то между курлыканьем и урчанием, но тоже неплохо. Ингельд снял меня с плеча и машинально почесал между рожками. Ну что ж, можно считать, сработало. Были сомнения, все же он не производит впечатления сентиментального человека, умиляющегося, глядя на пушистого котенка или толстолапого щенка. А я именно на это ставку и делала.
Ингельд развернулся уходить, когда нам вслед в полной тишине что-то сказал жалобный детский голосок. Я разобрала только слово «игра», но догадаться, о чем речь, было не столь уж сложно. Девочка спрашивала, сможем ли мы еще поиграть. Храбрая, кроме нее, никто больше не решился заговорить в присутствии хозяина. Я подергала Ингельда за рукав и, дождавшись, когда он обратит на меня внимание, состроила максимально просительную мордочку с жалобными глазами и даже лапки сложила в молитвенном жесте. Вся моя поза явственно выражала лишь одно: «Ну пожа-а-алуйста!»
Ингельд улыбнулся:
– Ладно, можешь играть с детьми. А сейчас мы едем во дворец.
Закончив с отчетом, советник устало расправил плечи, с хрустом размял шею и удовлетворенно откинулся на спинку кресла. Бумажная работа никогда не была для него чем-то тяжелым, Регди обладал усидчивым и ровным характером, долгое занятие чем-то однообразным его не нервировало. Хотя часть подобной работы все же брал на себя секретарь, прикрепленный к советнику во дворце. Но личные бумаги Ингельд ему не доверял.
Что ж, с письмами он закончил, с отчетом его величеству тоже. Пожалуй, пора и дворец посетить, прав Асмунд. И ежевечерний прием для этого подойдет как нельзя лучше: его величество там бывает редко, зато большинство придворных малый прием стараются не пропускать. Никакой работы, лишь показаться в обществе, послушать сплетни, чтобы знать, чем нынче живет двор, даже двухдневное отсутствие в его случае уже много, и, да, продемонстрировать наличие фамильяра. С этим не стоит медлить, поскольку завтра фамильяра придется представить его величеству. Такую новость король ни в коем случае не упустит, и значительно лучше, если ее донесут до него придворные вместе с разработанной уже легендой, которую сегодняшним вечером советник аккуратно запустит в общество с помощью некоторых сплетников.
Неторопливо переодеваясь в изукрашенный золотой вышивкой камзол и пристегивая к поясу парадный меч (не такая уж и бесполезная игрушка, как выглядит) в нарядных ножнах, он обдумывал, кого из придворных сплетников стоит использовать для своих целей и что именно говорить. Легенда уже проработана, но нелишне повторить в уме, все же покупка фамильяра у браконьеров – поступок исключительно незаконный, здесь нельзя ошибиться или сказать нечто компрометирующее. Именно сейчас, когда все так удачно складывается, советнику совсем не хотелось отправиться в изгнание. Или просто махом лишиться должности, если король проявит снисходительность в связи со смягчающими обстоятельствами.
Собрался советник привычно быстро и без помощи слуг. Он вообще не слишком любил посторонних в своих личных покоях. Кроме старого дворецкого, к которому Регди привык с детства, и столь же немолодой служанки, следящей за порядком, сюда больше никто не допускался.
Со сборами было покончено, а вот теперь предстояла непростая задача – найти непоседливого
