— Американская прямолинейность. Обожаю. Ларри! Ларри!
К нам подошел мужчина средних лет в грязно-белом пиджаке, который был в носке лет двадцать, не меньше, и настоятельно требовал глажки.
— Ларри, ты должен познакомиться с Гарри. Он блестящий педагог. Преподает… как это называется, напомни?
— Историю кино.
— В самом деле? — подхватил Ларри. — И где вы преподаете?
— Ну, я раньше преподавал в…
Беседа завязалась. Л’Эрбер, довольная, отплыла в сторону. Мы проболтали не менее получаса — в основном о фильмах (Курсен был серьезным фанатом кино), но и об институте, который он возглавлял.
Когда Курсен поинтересовался моим «стилем преподавания», стало очевидным, что он проводит со мной собеседование.
— Чем именно вы занимаетесь в Париже?
— Пытаюсь написать роман.
— Вы публиковались прежде?
— У меня опубликовано много академических трудов.
— В самом деле? И в каких изданиях?
Я перечислил.
— У вас есть здесь квартира?
— Была. Сейчас я как раз подыскиваю новую, а пока живу в отеле.
— Можно узнать ваш номер телефона?
Я записал ему на бумажке.
— Возможно, я свяжусь с вами в ближайшие дни.
Курсен начал посматривать по сторонам и вдруг встретился взглядом с женщиной лет двадцати. Она еле заметно махнула ему рукой.
— Рад был познакомиться, Гарри, — сказал он.
Я вышел на балкон. Моросило, и на балконе было пусто.
Здесь я впервые встретился с Маргит… Что, если бы я не пришел сюда в тот вечер? Или не стал бы с ней флиртовать, не предался бы этим безумным объятиям, не взял бы у телефон и не позвонил? Но все это произошло, потому что я был очень одинок, чувствовал себя никому не нужным и потерянным., и потому, что мне так хотелось снова ее увидеть.
«Я пришла в твою жизнь, потому что была нужной тебе, Гарри».
Да. Нужна. И вот теперь… мы вместе. Навечно.
Я вернулся в гостиную. Лоррен беседовала с японкой, с головы до ног затянутой в черную кожу. Едва завидев меня, хозяйка салона отвернулась от собеседницы.
— Я хотел поблагодарить вас за гостеприимство, — сказал я.
— Уже уходишь, дорогуша?
Я кивнул.
— Удачно поговорил с Ларри?
— Да… и благодарю за то, что представили меня ему. Посмотрим, может, что и выгорит из этого.
— А я видела тебя на балконе. Все еще ищешь свою подружку?
— Нет. Но я не думал, что вы меня запомнили…
— Дорогуша, ты вваливаешься ко мне, спрашиваешь про женщину, которая была здесь однажды, в 1980 году, — такое не забывается. Но хочешь услышать кое-что забавное? После того как ты ушел, я расспросила Генри об этой — как ее звали? — мадам Кадар. Оказалось, он ее хорошо помнит, потому что муж мадам в тот вечер, когда они были здесь, флиртовал с другой женщиной, и там, на балконе, разыгралась чудовищная сцена. Венгерка едва не вышвырнула соперницу с балкона прямо на улицу. Генри сказал, что никогда прежде не видел такой вспышки ревности… по мне, верный признак безумия. Так что считай, дорогуша, тебе повезло, что ты с ней не встретился. Такие сумасшедшие тигрицы — уж вопьются когтями, так не оттащишь…
— Мне действительно пора, — сказал я, прерывая поток ее красноречия.
— Да ладно, не бойся. Я ни слова не скажу Ларри Курсену. Еще не хватало, чтобы это стоило тебе места. А ты заходи к нам, слышишь?
Л’Эрбер сдержала слово и ничего не сказала Курсену про мою «подружку». На следующий день в отель, пришло сообщение от его секретаря: не мог бы я прийти в офис завтра, в три часа пополудни, для собеседования?
Американский институт находился в парижском пригороде Нейи. Массивный botel particulier[155] был переоборудован в учебное заведение: устроены классные комнаты, кафедры и большой лекторий. Курсен был любезен и деловит. Он выяснил всю мою подноготную. Отыскал в Сети некоторые из моих академических трудов и журналистских опусов. Как и следовало ожидать, он прочел о том скандале, который стоил мне места в колледже.
