единодушное одобрение всех наших действий!
— Я не это имею в виду, дорогой мой Гамини. Помнишь, как разделен мир в книге Оруэлла? Там всего три государства: Океания, под которой Оруэлл подразумевал прежде всего Америку, Евразия, то есть Россия, которая в ту пору еще была Советским Союзом, и Остазия, то есть Китай.
Тут Гамини обиделся не на шутку.
— Ну будет тебе, Майра! Это уже слишком. Не думаешь же ты, что страны, которые создали «Pax per fidem», собираются поделить между собой мир?
Майра вновь ответила вопросом на вопрос:
— Гамини, я не знаю, какие у них намерения. Надеюсь, что самые благие. Но если все-таки они вознамерятся поделить мир, что сможет им помешать?
Когда Гамини ушел (оставшись их другом, и очень близким другом, с которым они теперь могли видеться очень редко), Ранджит обратился к жене:
— Ну и что же нам теперь делать? Президент освободил меня от работы в Пасадене. Я сам отказался от должности, которую он предложил через Гамини. — Ранджит нахмурился и добавил: — Отец Гамини тоже хотел, чтобы я согласился. Думаю, его не обрадует мой отказ. Интересно, в силе ли еще предложение поработать в университете.
28
Работа
Какими бы отрицательными чертами характера ни был наделен доктор Дхатусена Бандара, среди них не было мстительности. Университет с распростертыми объятиями принял доктора (пусть и почетного) Ранджита Субраманьяна в качестве преподавателя на математическом факультете. К работе он смог приступить сразу же, а следовательно, и зарплату ему стали начислять с первого же дня. Кроме того, университет охотно подыскал должность и для доктора (не почетного, зато самого настоящего) Майры де Соуза-Субраманьян. Конечно, было принято во внимание, что у нее не такая высокая ученая степень, как у ее мужа, следовательно, и жалованье должно быть поменьше. Но все же…
Но все же они полетели на Шри-Ланку!
Если президент Соединенных Штатов и был недоволен отказом Ранджита, он по этому поводу ничего не сказал. Да и никто другой это никак не прокомментировал. Ранджит забрал из кабинета личные вещи, и в этом ему помог служащий, по совместительству сотрудник Департамента внутренней безопасности. Но домой к Майре и Ранджиту никто не явился, никто не провожал их в аэропорту, никто не тревожил на борту самолета. Наташа смирно сидела в детском кресле.
А в аэропорту Коломбо их, конечно же, встретила мефрау Форхюльст, решившая, что они должны снова поселиться в ее доме.
— Пока не найдем квартиру, — сказала Майра, обнявшись с Беатрикс.
— Живите, сколько хотите, — ответила мефрау Форхюльст. — Йорис в этом со мной солидарен.
В пору учебы, когда Ранджиту хотелось как можно скорее выбраться отсюда, университетские аудитории казались ему маленькими, тесными. Но теперь новоиспеченному профессору любая аудитория представлялась залом суда, в котором он — обвиняемый. Глаза юношей и девушек следили за каждым его движением, студенты ждали великих откровений от доктора Субраманьяна, погружения в самые потаенные глубины мира математики.
Но Ранджит думал не только о том, как насытить этих жадных до знаний птенцов, но и о том, чем именно их кормить. Когда ученый совет университета утверждал Ранджита на должность профессора, его обязанности никто строго не оговаривал. Ему самому следовало решить, чему он будет учить студентов. А для этого нужен был план.
Но у Ранджита не было плана.
Он понимал, что ему нужна помощь. И надеялся на содействие доктора Давудбхоя, который столь благородно повел себя в деле о похищенном пароле преподавателя математики.
Доктор Давудбхой по-прежнему работал в университете. В результате естественного отбора (кто-то умер, кто-то ушел на пенсию) он поднялся на пару ступеней по служебной лестнице. Однако, когда Ранджит обратился к Давудбхою за помощью, оказалось, что он мало чем может помочь.
— О, Ранджит! — обрадовался он. — Можно, я буду вас так называть? Вы же понимаете, в нашем маленьком университете не так много звезд мирового уровня. Ученый совет очень хочет, чтобы вы работали здесь, но понятия не имеет о том, что с вами делать. Вы же понимаете, что на самом деле вам не обязательно надрываться на преподавательском поприще? У нас на факультете мало сотрудников, которые в основном занимаются научными исследованиями, однако такая возможность есть.
— Гм, — задумчиво произнес Ранджит. — Пожалуй, я мог бы заняться некоторыми знаменитыми старыми проблемами вроде тех, которыми занимались Риман, Гольдбах, Коллац…
— Конечно, — кивнул Давудбхой, — но пока не попробуете, не отказывайтесь от преподавания. Почему бы нам не устроить пару-тройку коротких семинаров для практики?
Ранджит решил подумать над этим предложением и собрался уже уходить, как вдруг Давудбхой сказал:
— Вот еще что, Ранджит. Вы были правы насчет Ферма, а я ошибался. Не так часто в жизни мне приходилось говорить такие слова. Видимо, я должен доверять вашему мнению.
Ранджиту было приятно услышать о том, что проректор доверяет его мнению. Сам же он собственному мнению доверял не слишком. Его первый семинар получил название «Основы теории чисел».
— Я дам студентам короткий обзор темы, — сказал он доктору Давудбхою, и тот немедленно привел в действие все необходимые механизмы.
Курс из четырехчасовых занятий был рассчитан на шесть недель и предназначался для второкурсников, третьекурсников и выпускников. Численность групп не должна была превышать двадцать пять человек.
Этой теме Ранджит уделял мало внимания с тех пор, как его зачаровала теорема Ферма. Поэтому он основательно покопался в университетской библиотеке и стал преподавать по учебникам, стараясь держаться страниц на двадцать впереди опасных студентов, на редкость въедливых и сообразительных, записавшихся на его семинар.
Увы, студенты быстро поняли, чем он занимается. Как-то вечером Ранджит признался Майре:
— Я им скучен. Читать учебник они могут не хуже меня.
— Глупости, — успокаивающе проговорила Майра.
Но затем Ранджит пересказал несколько вежливых, но нелицеприятных замечаний, сделанных студентами, и Майра задумалась.
— Понимаю, — кивнула она сочувственно. — Тебе нужен более тесный контакт с ними. Почему не показать какие-нибудь фокусы с бинарной арифметикой?
Идей получше у Ранджита не было, поэтому он последовал совету жены и продемонстрировал ученикам «русское умножение», счет на пальцах и фокус с лежащими в ряд монетами. Монеты на этот раз были настоящие. Ранджит просил кого-нибудь завязать ему глаза, а в это время другой студент накрывал часть монет. Майра оказалась права: студенты заинтересовались. Два-три попросили показать что-нибудь еще. Ранджит был вынужден снова наведаться в библиотеку, где обнаружил старое издание книги Мартина Гарднера[18] с математическими играми и головоломками. Шесть недель семинара прошли как по маслу.
Вернее, ему так казалось.
А потом доктор Давудбхой пригласил его к себе в кабинет.
— Надеюсь, у вас это не вызовет возражений, Ранджит, — сказал Давудбхой, наливая гостю и себе по
