И тронута пеплом остывших небес синева.Но не был напрасен торжественный путь к умиранью:Колосья сухие о хлебе тугом шелестят,На ветке поблекшей плоды наливаются тканью,И, кроясь загаром, вино бережет виноград.…И нас уже тоже сковала земная усталость…Беднее становятся мысли, скупее - дела…И вот уже сердце томит безнадежная жалостьК единственной жизни, что так ни к чему отцвела.О, если бы стать виноградником, рощею, нивой,И к осени горькой, к зиме равнодушной придтиТяжелою гроздью, зерном, ароматною сливой,Кому-то глоток подарить и ломоть принести!Но нет! Нам одни лишь овраги, холмы, перелески, -Задворки забвенья, где молча наш путь изнемог…А небо скудеет, и ветер, холодный и резкий,Нас жесткой метлою с чужих выметает дорог.
511
Нет, конечно, это не пророчество,Это лишь подслушанная весть,Та, что боль земного одиночестваПомогает легче перенесть.Ангелы ко мне не наклонялисяИ созвездия меня не жгли.Как и всем, мне зори улыбалися,Пели ветры и поля цвели.Но из этой каждодневной малости,Этой скудной милостыни яСделал песню - пригорошню радости -Песню о бессмертьи бытия.Хорошо в моей вечерней комнате.Всем, когда открою дверь мою,И, быть может, обо мне вы вспомнитеВ мною вам подсказанном краю.
512
Тяжело, конечно, здесь и горько,Ничего не удержать в руке…И одно освобождает только - Холодящий иней на виске.Вот уйду и звездному глаголуНаучусь (в который раз!) опять,Чтобы все, что было здесь тяжелым,Самым легким именем назвать.
513
Тот день? Он мне давно не нужен.Он просто стал каким-то днем,Затерянным средь многих дюжин,И скучно вспоминать о нем.А между тем, в какой-то связиС вмешательством недобрых сил,Подобно медленной заразеОн все другие иссушил.Я это чувствую, когда я,И неохотно, и с трудом,Бессонной ночью вспоминаюТот город, улицу и дом.